Несмотря на жаркое лето, здесь было свежо и пахло хвоей. Улицы прятались в тени многолетних сосен и елей. Глушь, в которой жили лесники, проводники, сезонные наёмные рабочие да горстка местных долгожителей. Они приветливо встречали чужаков, стремились рассказать как можно больше о богатой истории заповедника и обо всех легендах Лунной горы. На самой оживлённой и широкой улице, которую гордо называли площадью, напротив главного музея, оформленного под избу, разбили ярмарку. В деревянных открытых лавочках продавали цветные рукодельные игрушки, расписанные белой и красной красками, вырезанные в форме бычков, зайцев, медведей и даже будто бы сказочных теремов, в каких могли бы жить хозяйственные духи. На крючках под дощатыми крышами лавок висели бусы из разноцветных полудрагоценных лунных камней — нежно-молочных камешков, которые светились в темноте, будто пронизанные лунным светом. Рядом с ними — амулеты, и плетёные, и костяные, и деревянные с выжженными узорами, Лиз перебирала их пальцами, прицениваясь и расспрашивала, есть ли у них какие-то оберегающие свойства. Она проболталась, что собирается «прогуляться» в лес позднее, и торговцы-лавочники стали предлагать купить хотя бы браслетик с белыми мутными камешками. «Защищают! В лесу без них делать нечего!»
Оказалось, местные жители считали белый цветом священным, связывающим прошлое и настоящее, пронизывающим всё вокруг, подобно древним легендами. Янтарь был цветом лекарей, разная форма бусин отвечала за разные недуги, а металл и кожа считались символами стабильности, и кованые подвески подсказывали, в какой сфере эта стабильность должна появиться.
Лиз не удержалась: взяла себе браслет и ещё один, янтарный, для Агаты. Она уже хотела уходить с площади, когда заметила на скамье бабушку, укутанную в платки и свитера, хотя самой Лиз было жарко в футболке. Перед бабушкой на раскладном столе стояли игрушки, которые отчего-то казались совершенно необыкновенными, хотя в них не было ничего особенного. Даже красочных узоров не было — лишь обработанное вручную дерево, пропитанное морилкой. Но лапки у деревянных животных были подняты и сложены одна над другой так, что между ними оставался крошечный зазор. Они все будто тянулись к солнцу.
— Для чего это? — спросила Лиз, вертя в руках увесистую игрушку. — Почему они так стоят?
— А вы, што ш, не знаете⁈ — воскликнула старушка и, шамкая, начала рассказ.
Ещё когда по земле ходили титаны, жило на свете существо, напоминающее мангуста с огромными когтями, горбатое, лохматое. Оно обитало в этих землях, ходило по этим лесам, как собаки ходят по траве. Там, где существо ступало, образовывались овраги. Где играло — гибли леса, а на их местах оставались поля и долины. Где землю рыло — разлились реки. Но больше всего любило чудище камни, игралось с ними, как кошки с клубками. Подбрасывало в небо их, высоко-высоко, и солнце с луной пронизывали их лучами своими, раскрашивая то, что было серым безжизненным валуном в серебро или золото. Время разбивало эти камни, стачивало, попадали они в руки людям, и обнаружили люди, что сокрыта в них сила чудесная. Солнечные камни лечили болезни, а лунные — от напастей оберегали: предупреждали о мыслях дурных, о пожарах и засухах. Те, у кого были лунные камни, считались мудрецами и кудесниками, одарёнными. Может, оттуда и пошли дары — от тех, кто долго камни у себя держал.
Как бы там ни было, прознал про камни местный король, заинтересовался. Собрали для него и лунные, и солнечные камни, и действительно, сила в них была невероятная, способная на всё на свете!
Разослал он камни остальным одиннадцати королям, и поняли они — коли силу камне собрать и сложить, удастся наверняка создать мощный артефакт, способный освободить мир от титанов.
Много на это ушло полнолуний, много камней. Но победили короли тогда, обратились титаны в камень; вместе с ними окаменели другие существа, и местное тоже. И в последний момент потянулось оно к полной луне, чтобы обратиться лунным камнем. Поэтому гора, возвышавшаяся здесь, называлась Лунной, а в ней есть прореха на вершине — это и есть протянутые к небу лапы чудище. Каждое полнолуние свет до сих пор проходит ровно через этот зазор между камнями, как нить проходит сквозь ушко иглы, и это означает, что где-то в мире должна была произойти беда, которую лунный свет отвёл.
Лиз обернулась туда, где должна была возвышаться гора, вершины которой видно не было из-за исполинских сосен и елей. Она слышала сказки о магии полной луны раньше, ещё больше она слышала и читала о титанах, но о других сущностях, которые могли жить в те времена, — никогда. Это было, наверно, что-то локальное, и теперь Лиз хотела проверить, есть ли где ещё упоминания существ, что вымерли в тот же период, когда Острова были освобождены от титанов.
— Я возьму, — сказала она, поворачиваясь к старушке.
Та беззубо улыбнулась и приняла протянутые деньги. А Лиз, сжимая в руках деревянную игрушку, заметила троих мужчин, идущих в её сторону. Двумя из них были, конечно, Уильям и Макс, а вот третий, бородатый, одетый в клетчатую рубашку, жилет с множеством карманов и кепку, был ей не знаком. Видимо, это был тот самый лесничий-проводник, которого им нашли.
Они поравнялись, и Лиз улыбнулась:
— Здрасте.
— Лиз Уэлфри, — представил её Уильям. — Она идёт с нами. — Проводник окинул её скептичным взглядом. — А это Гирр Мюррей, лесной проводник.
— Девушки в этих лесах — к беде, — сказал Мюррей.
Лиз фыркнула, а Уильям закатил глаза. Для него она была признаком беды в любом месте, не только лесах Галашира, но без неё они бы никуда не добрались, может, и не решили бы всех загадок или это заняло бы намного больше времени. Теперь он не мог её с собой не брать.
Мюррей спорить не стал, но пробубнил «посмотрим, посмотрим».
***
Они условились встретиться утром со всем оборудованием, с мешками для сна и с жидкостью для розжига; с припасами и уже поевшие; одетые тепло и удобно и с вещами на смену. И обязательно отдохнувшие: путь предстоял долгий, в лучшем случае они бы оказались у подножья горы к позднему вечеру, а ночью в лесу опасно находиться, так что идти нельзя.
Пришлось ждать рассвета: раньше проводник не соглашался ни в какую.
Тем утром Лиз впервые видела Уильяма… обычным. Не в стервятничьей форме, не в официальном костюме. Он спускался в шахты в Твин Шливе в выглаженных брюках со стрелками и в лакированных туфлях, плавал в ледяных озёрах пещер в белоснежной рубашке, а теперь всё, что напоминало в нём не простого молодого человека, а инспектора королевской полиции — взгляд, колючий и изучающий, готовый в любой момент начать читать всех, кто попадётся ему на пути. На нём были обычные тёмные джинсы, шнурованные ботинки и на вид слишком плотная для лета чёрная водолазка с горлом. Он смерил Лиз и Макса взглядом, скрестив руки на груди.
— Готовы?
Лиз подняла глаза на Макса, и тот кивнул.
В походы она до этого не ходила ни разу. Не представляла, какого это на самом деле, идти долгие-долгие километры по диким тропинкам, куда ступала нога только опытного проводника. Она сбегала из дома к водонапорной башне. До неё пешком — полчаса, сначала около трёх километров по освещённой окнами или садовыми фонарями дороге, а затем совсем немного по светлячковому полю под усыпанным звёздами небом. Сейчас путь был и длиннее, и опаснее.
Узкие дорожки постепенно темнели, лес сгущался и не пропускал лучей всё выше поднимающегося солнца. Надоедливые мошки и комары жужжали вокруг, а вдали от сырых узких дорожек между стволами мелькали бока оленей; тропинки перебегали рыжими молниями лисы, по веткам скакали белки, и птицы о чём-то чирикали высоко в ветвях.
Лиз это не пугало, но очень раздражали рассказы проводника Мюррея. Он шёл впереди на всю чащу рассказывал о том, как непутёвых путников то медведь задрал, то волки загрызли, а кто-то просто был настолько туп, что упал в лесную реку и умудрился переломать себе все кости. Потоки разнесли останки на многие километры…
— А может, хватит нагнетать⁈ — раздражённо воскликнула Лиз, когда после остановки на обед Мюррей захотел продолжить рассказы о лесных происшествиях, в этот раз снабжая их красочными подробностями об органах и обглоданных костях.