— Да поздно уже, Устинья Степановна. Мне ехать надо…
— Заходи, заходи. Ты мне помогла, как же это я тебя не отблагодарив отпущу? — старушка хитро улыбнулась. — Чайком хоть напою с вареньицем земляничным. Сама ягодки собирала! Да пирожками угощу — утром настряпала, прямо как чувствовала, что гостюшки будут!
Чуть помедлив, Инга вошла в дом.
Внутри домик был такой же чистенький и ухоженный, как и снаружи. Светлая просторная кухня пахла ягодами и какими-то травами, связками свисающими над выбеленной печкой. Инге сразу вспомнилось то далекое-далекое время, когда она совсем малышкой проводила лето у своей бабушки в деревне. Из воспоминаний ее вывел голос Устиньи Степановны:
— Там, в углу рукомойник — умойся, да к столу присаживайся, — хозяйка протянула Инге цветастое льняное полотенчико.
Инга вымыла руки прохладной водой с душистым лавандовым мылом, ополоснула лицо, смывая остатки косметики и слез, и присела на крепкую деревянную табуретку.
На добротном столе, покрытом клеенчатой скатертью, уже вскипал пузатый самовар. Рядом золотилась плошка с медом, румяные пирожки и ватрушки аппетитной горкой возвышались на широком деревянном блюде, а в полосатой глиняной миске лежали мелкие красные яблочки, больше похожие на крупную черешню. Пара вместительных чашек с блюдцами и простенькая сахарница завершали этот натюрморт. Только сейчас Инга поняла, как она проголодалась.
В дверях бесшумно появилась пушистая маленькая кошечка. Она остановилась на пороге, разглядывая Ингу, затем осторожно подошла, принюхалась, и потерлась острой мордочкой о ее обтянутые джинсами колени.
— Ты Марфушке понравилась, — следом за кошкой в кухню вошла бабушка Устинья со слегка запыленной банкой в руках. — Марфушка у меня разборчивая, дурных людей за версту обходит.
Устинья Степановна ловко обтерла банку, затем достала из старенького скрипучего шкафчика стеклянную вазочку и наполнила ее густым земляничным вареньем.
— Угощайся! — она протянула Инге ложечку и налила в чашки крепкий горячий чай.
Такого вкусноты Инга не пробовала никогда. К вкусу земляники примешивалось что-то еще — необычное и едва уловимое. А в сочетании с ароматным травяным чаем и мягкими сдобными ватрушками это было просто волшебно! Инга даже не заметила, как опустела ее чашка.
— Может расскажешь, что приключилось-то у тебя? — бабушка Устинья снова наполнила чаем расписные чашки и участливо посмотрела на гостью.
И тут, Ингу словно прорвало. Она рассказала Устинье Степановне все: о пятнадцати годах безоблачной семейной жизни, о муже, о детях, об этом проклятом звонке… Слова лились и лились нескончаемым потоком, и Инга чувствовала, что на душе у нее становится легче, а в голове проясняется.
Бабушка Устинья слушала не перебивая и только хмурила брови. А когда словесный поток у Инги иссяк, произнесла:
— Знаю истории подобные — не раз слыхала. И вот что я тебе скажу, девонька: похоже, Маша эта колдовством балуется. Неспроста мужики за ней хвостом ходят, как привязанные. И если приворот на мужа твоего сотворила, то он против воли своей к ней уйдет. Но никому еще приворот счастья не принес. Разрушает он человека, злым делает и несчастным. Ведь душа-то привороженного все равно стремится к тому, кого он любит. А вот плоть — к тому, кто его с помощью ворожбы держит. И рвется на части сердце несчастного, а из пут вырваться он не может. Иногда до смерти так и мается…
— А разве сделав такое, не в тайне это хранят?
— В тайне. Но если ваша любовь с мужем крепка, то приворот будет медленно действовать. А вот если вы начнете ссориться, скандалить, да обиды копить друг против друга, то ваши отношения быстро разладятся. А ты ведь сейчас не с миром и добром домой едешь, правда?
— Правда… — Инга вдруг явственно осознала, что в таком состоянии она даже без всяких приворотов, способна разнести вдребезги собственный брак. — И что же мне теперь делать?
— Трудно с приворотом справиться, но помочь тебе попробую… — Устинья Степановна замолчала на несколько минут, погрузившись в раздумья, затем поднялась: — Пойдем в комнату, посидишь там, подождешь, пока я тебе гостинцев соберу. Как домой приедешь — стол накрой, всю семью усади, да попотчуй гостинцами моими. Только смотри, чужих, тем что я тебе дам, не угощай! А то от одной беды избавишься, а другую накличешь.
Комнатка встретила Ингу полумраком — два небольших окошка выходили в сад и солнце едва пробивалось сквозь ветки. Темная старая мебель и гобеленовый ковер на стене тоже не добавляли помещению простора. Раскидистый фикус в кадке, древняя этажерка с книжками, безделушками и какими-то фотографиями в рамочках, домотканые половики… Единственное, что выбивалось из типичного деревенского интерьера середины прошлого века — средних размеров телевизор на низком комодике в углу. Да и то модель его лет десять, как устарела.
Уютно устроившись на мягком плюшевом диванчике, Инга слушала ласково журчащий голос Устиньи Степановны — хозяйка что-то негромко напевала, но слов Инга разобрать не могла. Пришла Марфушка, и умостилась рядышком, прижавшись к Инге мягким теплым бочком. Кошка тихонечко замурлыкала, погружая Ингу в умиротворенно-дремотное состояние.