За все эти годы Рэнд почти не бывал здесь, в месте, где родилась и жила его мать, и мало ценил пышную красоту этого дома.
Поднимаясь по мраморным лестницам с золочеными перилами, он с любопытством рассматривал гобелены эпохи Ренессанса в красных, желтовато-коричневых, черных, зеленых и голубых тонах. Они были такими огромными, что Рэнд чувствовал себя совсем незначительным в их окружении. И внезапно он вспомнил, как когда-то, в раннем детстве, стоял здесь и так же восхищенно рассматривал их замысловатые сюжеты. Как давно это было!
Наверху, в одной из комнат, он увидел портрет, висевший между двух зеркал в роскошных дорогих рамах. С полотна на него смотрела Элен д'Анжу. Золотые волосы мягкой волной падали ей на плечи, зеленые глаза светились холодным блеском, а на тонких красивых губах играла легкая, едва различимая улыбка. Все здесь напоминало о ней, ее незримый дух витал повсюду.
Закрыв глаза, Рэнд почувствовал фиалковый аромат, который в его памяти всегда был связан с Элен. Это были мальчишеские воспоминания о прекрасной неуловимой женщине, подвижной, словно ртуть, с душой капризного ребенка, прелестной и отталкивающей одновременно. И не важно, сколь сильно хотел он привлечь к себе ее внимание, все его попытки были тщетны. Она прикасалась, никогда не обнимая его, оставляя потом в сердце еще большую тоску одиночества.
Рэнд смотрел на портрет. Лицо Элен оставалось таким же, как всегда. Она улыбалась, но не отвечала, словно понимая, какая буря чувств охватила его. Тело ее покоилось под могильной плитой, но душа витала здесь и, расставив всюду невидимые сети, ловила его, опутывала так, что он не мог уже больше пошевелиться.
Замок д'Анжу был ее убежищем и святилищем, сюда возвращалась она после своих многочисленных похождений. Именно поэтому Рэнд не любил его. Он вздрогнул, почувствовав, что покровы выдуманного им самим мира рвутся, как старый пергамент. Ведь после ее смерти все эти годы он пытался подавить в себе жажду неутоленной любви и думал, что ему это удалось, но сейчас, сидя здесь, он понимал, что потребность в любви стала еще острее, чем прежде. Что же случилось с ним за этот месяц? Он помнил, какой спокойной, легкой и внешне очень веселой была его жизнь. Если ему становилось вдруг скучно, он менял женщин, проводил ночь за игорным столом или веселился в компании друзей. Такое существование лишило его способности распознать чистую, невинную душу, когда он однажды повстречался с ней. Вот так нечаянно нашел он свое спасение, увидев бедную горничную в лондонском переулке. Розали.., пережившая его безумный отчаянный натиск и насильно увезенная из родной Англии. Сейчас она совершенно одна в этой провинциальной маленькой гостинице.
– Рози, – вздохнул он. – Наверное, ты довольна, что сейчас меня нет рядом? Ну что ж, радуйся, ведь больше это не повторится. Я теперь никогда не оставлю тебя.
Розали и не подозревала, что время может тянуться так медленно. Еще недавно она дорожила каждой минутой одиночества. Сейчас же ей была в тягость ее свобода, и она скучала, глядя на безмятежный пейзаж за окном.
Розали просматривала книги, взятые Рэндом во Францию; два-три тома Шекспира, политическое обозрение и альбом стихов в сафьяновом переплете, исписанный женской рукой. Судя по надписи на внутренней стороне обложки, отрывки сонетов и стихи Байрона были собраны для Рэнда его бывшей любовницей, имя которой, возможно, случайно, а может, и преднамеренно было стерто.
Дни проходили за днями, и все оставалось по-прежнему. Чтобы скрасить одиночество девушки, жена хозяина гостиницы, мадам Квине, пригласила ее поехать с ней за покупками. Вышли они ранним утром, купили овощей, спелых фруктов, яиц, мяса и, устав, решили отдохнуть в небольшом кафе под открытым небом. Заказав себе горячий шоколад и ломтики хлеба, посыпанные сахарной пудрой, они сели под навесами и стали наблюдать за многочисленными прохожими. Небольшие лавочки открывались в шесть утра и были полны покупателей. По улицам катили простые сельские повозки, шли горничные, экономки, и даже гадалка не теряла времени даром, предсказывая судьбу доверчивым горожанам.
– А вы хотели бы узнать, что ждет вас? – мягко улыбаясь, спросила мадам Квине.
Розали покачала головой и рассмеялась. Ей казалось, что она говорит с Эмилией – так удивительно знакомы были мудрые глаза мадам Квине и интонации ее голоса.
– У меня нет денег. Но даже если бы и были, я не хочу гадать. Я не верю, что можно предсказать будущее.
– Как знать, как знать, – ответила мадам Квине, загадочно улыбаясь.
– Я думаю, люди сами выбирают свою судьбу, – грустно продолжала Розали. – Я вот тоже выбрала однажды, и это полностью изменило мою жизнь, и я оказалась здесь вместе с…
Она неожиданно запнулась. Мадам Квине деликатно помолчала и понимающе проговорила:
– Не важно, что соединило вас, я уверена, что месье нисколько не жалеет об этом.
– Я не знаю. Мне так трудно понять его.
– О, тут я с вами полностью согласна, – сказала мадам Квине. – Но он не кажется светским львом.
Розали улыбнулась. В то время во Франции считалось чрезвычайно модным подражание Байрону: разочарованный взгляд, длинные волосы, бледные лица, а Рэнд далек был от всего этого модного маскарада.
– Мадам.., можно мне быть откровенной с вами?
– Ну конечно же, я так ценю искренность!
– Скажите, что вы думаете о наших отношениях с месье де Беркли? Вы, вероятно, осуждаете меня?
– Ну что вы, как можно! Во Франции это вообще в порядке вещей…
– Но он никогда не женится на мне.
– Ну-ну, успокойтесь, дорогая! Знаете, после первого года супружества муж и жена почти не бывают вместе. У них разные друзья, разные занятия и даже дома другие.
Такая любовь, как ваша, уважаема и прекрасна, люди должны обмениваться сердцами, а не кольцами.
Помолчав немного, Розали спросила:
– А как же мораль?
– Мораль? – задумчиво произнесла мадам Квине. – У меня с ней уговор – никогда не беру ее с собой в постель.
Конечно, ее слова звучали убедительно. "Но неужели это все, чего можно ждать от любви? – печально думала Розали. – Быть содержанкой, терпеть ненависть его жены и насмешки его приятелей. Как это грустно!" Она сама хотела строить свою жизнь. Но кто же захочет взять в жены ее, бедную падшую горничную?
Глава 5
Ты была моей когда-то.
Так давно, что я забыл когда.
Но вот вслед за ласточкой взор твой скользнул.
Упала вуаль,
И я узнал тебя…
Около трех часов пополудни Аннет Квине возвратилась домой из школы. Она была тихим и мечтательным ребенком, очень способным к музыке. Аннет подолгу играла на рояле, а Розали, тихо сидя в маленьком танцевальном зале, часами с упоением слушала ее. Аккорды романтической, терпко-сладкой мелодии наполняли комнату, звенели в высоких канделябрах и, словно невидимый дождь, падали с высоты вниз. Розали не могла противиться их томному призывному звучанию. Она встала и закружилась в медленном танце. Тончайшая ткань бело-голубых юбок изящно окутывала ее стан, волосы пышными прядями падали на плечи. И вдруг посреди этого восторженного кружения она заметила, что за ней наблюдают чьи-то внимательные глаза.
Затаив дыхание, в дверях стоял Рэнд. Никогда не видел он ничего более прелестного, чем это юное неудержимое веселье.
Но Розали вдруг остановилась, глядя на него сияющими, пронзительно-синими глазами. Сердце ее трепетало.
– Рэнд!
Подхватив свои легкие муслиновые юбки, она подбежала к нему, казалось, еще мгновение, и она бросится в его объятия.
Но, не добежав двух шагов, она в нерешительности остановилась с пылающим лицом и смущенным взглядом.
Рэнда пронзило странное ощущение утраты, он почти держал ее в своих объятиях, он знал теперь, что время, проведенное вдали от нее, не уменьшило его влечения. Он всегда будет хотеть ее, пока живет и дышит.