— Куда же ты, матушка? — плаксивым голоском спросила белокурая девочка, продолжая стискивать её холодную, как лёд, руку. — Тебе всё ещё плохо, ты шатаешься и вот-вот свалишься, ещё ударишься головой. Пожалуйста, ляг обратно!
— Да… Ты права. Зря я вскочила, будто мы тонем. Сейчас… Помоги-ка мне.
Аврора вновь помогла матери занять кровать и прилегла с ней рядом. Элизабет тяжко вздохнула и крепко обняла дочь, чувствуя внутри разгорающийся озноб. Зубы её застучали частую дробь, а вся каюта стала словно растаивать, как в печи, и окрашиваться в ядовитые оттенки красного. Эльфийка устало закрыла глаза и стиснула зубы. Рассечённая доппельгенгером верхняя губа проснулась и больно куснула.
— Дочка… Будь паинькой, возьми из моего саквояжа такую пузатую бутылочку с… Зелёной газированной жидкостью. Там ярлык на эльфийском, ты не прочтёшь… Первая руна похожа на рогатку, вторая на плавный зигзаг.
— Я сейчас! Ты только никуда не уходи! — Аврора поднялась, отпустила руку матери и пропала из её поля зрения за дверью.
Пока девочка искала лекарство, удрализка сложилась в позу эмбриона и с усилием стиснула стучащие зубы. Холодный пот прошиб дрожащее тело Элизабет, а мозг запульсировал множеством болевых вулканчиков. Секунды ожидания тянулись бесконечно, они словно растягивались в часы, лишь бы доставить чародейке страдания и боль, вызванные резким подъёмом и бурной мозговой деятельностью после пробуждения.
Похоже, побочные эффекты от зелья Виолетты, — решила Элизабет, смахивая с горячего лба струйки ледяного пота. — Вот дура, надо же было так… По-идиотски… Вскакивать.
Но корить себя было уже поздно, оставалось только прервать лихорадку насильственным путём, выпив эликсир. Эликсир, который вот-вот принесёт Аврора. Сейчас, осталось только немного подождать, немного перетерпеть…
А если не принесёт? А если разобьёт? — вдруг заговорила Сила. Её голос напоминал голос самой Элизабет, только более низкий, такой низкий, что иногда переходил в надсадный хрип. — Не исключай такой поворот событий! Путь девочки займёт от силы минуту, а в минуте шестьдесят секунд, и каждую секунду она может выронить и разбить склянку с лекарством! А если девочка перепутает эликсир и вместо панацеи напоит тебя ядом? Что ты будешь чувствовать, когда будешь умирать, зная, что тебя отравила собственная дочь, причём случайно, а не намеренно? А что будет чувствовать девочка, стоя над твоим хладным трупом? Хочешь, я покажу тебе?
Чёрт побери, — не на шутку взбеленилась чародейка, — заткнись! Заткнись, я тебе слова не давала!
Не указывай мне!
Вот я тебе сейчас устрою!
Жгучее желание приструнить обнаглевшую Силу заставило Морэй с размаху хлестануть себя по щеке. Потом ещё раз, и ещё, пока щека не вспыхнула. В душе эльфийки вдруг разгорелся дикий азарт. Элизабет с остервенением принялась мутузить себя же, сначала рукой, потом уже кулаком. На шестой или седьмой удар удрализка, не рассчитав силы, так вмазала самой себе по носу, что скатилась на пол и протяжно заскулила от ноющей боли.
— Да что же это я делаю? — прошипела Элизабет, потирая нос. — Сама себя огорошиваю! Эдак сломаю что-нибудь, а потом…
Отняв пальцы от ноздрей, она увидела стекающую с них серебристую кровь.
— Поздравляю, Лиз, ты опять захотела проучить Силу и опять избила себя же. Тебе впору самой лечиться, а не раздавать советы направо и налево.
Эльфийка взобралась обратно на кровать, скрестила ноги и прислонилась спиной к переборке. Так сидела она с закрытыми глазами, раскачиваясь из стороны в сторону, словно маятник, и старалась выровнять сбившееся дыхание. Кровь продолжала хлестать из ноздрей и тонкими струйками стекать по подбородку, где, собираясь в капли, падала на собранную в складки простыню и растекалась светло-серыми пятнышками. Но чародейка и не пыталась останавливать кровотечение: её ноющее тело сковала сильная слабость, а руки беспомощно были раскиданы по простыне и отказывались слушаться хозяйку.