Остановились лишь к утру – выпить воды и дать отдохнуть лошади. Только тогда Таскув решила заговорить с Унху.
– Слышала, невесту себе ищешь.
Тот усмехнулся и сверкнул глазами, коротко на неё посмотрев.
– Теперь, когда после второй встречи с зырянами, выжить удалось, думаю, надо бы семью завести. Родителей, что поиском невесты могли бы заняться, нет. Стало быть, самому придётся.
– Что же с Эви? – осторожно спросила Таскув.
Она ведь так и не успела пока узнать, чем у сестры всё обернулось. Хоть и так понятно, что ни к чему тот заговор не привёл. В подтверждение этого, охотник брезгливо скривился.
– С того дня, как вы в лес убежали от зырян, я больше к ней и не подходил. О чём мне с ней говорить, коли она виновата…
Таскув покачала головой.
– Боюсь, она виновата только в том, что помогла мне раньше понять, что ты мне близок был, как брат. С которым надёжно и хорошо рядом. А так… Глупость мы с тобой совершили бы.
– Может быть, – Унху пожал плечами. – Но пока мне так не кажется.
– Почему ты решил мне помочь? – Таскув искоса на него глянула. И подивились, как, оказывается, отвыкла от него за все эти дни.
– Я всегда хотел, чтобы ты была счастлива, – он поднял голову к небу. – Ехать пора дальше.
Но не успели они ещё закончить сборы, как тишину предутреннего леса нарушил грохот копыт по земле. Всадников было несколько. Они торопились и явно всю ночь на останавливались на привалы. Шум всё нарастал, Унху потащил Таскув к лошади.
– Вот, кажется, и муж твой пожаловал. Скверный отвар твоя матушка приготовила, раз до утра его не свалил.
Она высвободила руку.
– Езжай в другую сторону, уведи за собой. А я сама дальше. Коли встретишься со Смиланом раньше меня, отдай мою одежду. Пусть с собой привезёт.
Она отошла в сторону и, собрав все обрывки былой шаманской силы, обратилась соколицей. Охотник только и рот открыл. Но недолго стоял в замешательстве: сгреб её вещи, запихнул в тучан и запрыгнул на лошадь. А из глубины леса уже показались нежданные гости. По виду и правда вогулы. Только Йароха среди них как будто не было.
Таскув метнулась над лесом в ту сторону, куда должны были они с Унху поехать. Там до развилки недалеко, той, что ведёт к притоку Печоры. Есть там один приметный берег, обрывистый, серой скалой уходящий на несколько саженей вниз. Туда-то и должен другой дорогой приехать Смилан, коли ничего не перепутает.
Таскув надеялась только, что её сил хватит удержаться в облике соколицы достаточно долго. Сейчас она чувствовала себя так, будто перекинулась первый раз. Кажется, вот-вот и рухнет камнем вниз – костей не соберёшь. Но, слава Нуми-Торуму, скоро показалась внизу едва заметная нужная тропа, а за полосой леса – и скалистый выступ. Внизу текла неспешно скинувшая половодье река, шевеля осоку вдоль русла. И, окрашивая её золотом, вставало солнце.
Таскув сделала круг, выискивая удобное место, и снизилась. Мягко приземлиться не получилось. Удар отдался во всём теле, уже принимающем человеческий облик. Перекинувшись совсем, Таскув огляделась: никого, только птицы посвистывали в ветвях. Придется ждать. И хорошо, что нынче не так холодно, как даже летом бывает в этих краях. Хотя поутру всё ж промозгло. Она села на траву, загородившись от сырой речной прохлады густым кустом можжевельника. Но как ни прячься, а вскоре начал потряхивать озноб. Благо стук копыт на ведущей к обрыву тропе послышался ещё до того, как она успела совсем озябнуть.
Всадник спешился и, шурша травой, вышел на берег. Таскув выглянула из укрытия – и Смилан тут же заметил её.
– Не замёрзла, пташка? – он подошёл, обнял её крепко, усадив себе на колени и мягко растирая плечи.
– Ещё нет, – пробормотала Таскув, вжимаясь лицом в рубаху княжича и жадно вдыхая его запах. Как же соскучилась страшно!
Смилан провёл ладонями по её спине вниз, остановился, прижимая к себе ещё сильнее. Губами скользнул по виску, скуле и прижался к губам. И поцелуй его из мимолетного вмиг стал таким жарким, что в голове помутилось. Но вдруг княжич торопливо отстранился и принялся доставать из мешка припасённую одежду.
– Оденься скорее, иначе…
Таскув, пряча улыбку взглянула на него чуть исподлобья.
– Иначе что?
Он возвёл очи горе, опустив руки, расстроенный её притворной непонятливостью.
– Заледенеешь совсем, вот что, – буркнул.
Тяжко вздохнул и снова зашуршал, вынимая из заплечной сумы тёплое платье и нательную рубаху. И тогда-то стало видно, как старательно отводит от Таскув глаза.