«Экий счастливчик! Как в этакого не влюбиться. Этакого ведь и нехотя полюбишь, пожалуй!»
И вот однажды, когда он возвращался домой из Аптекарского приказа и проходил мимо жемчужниц, громко выхвалявших свой товар, одна из них, постарше, пристала к нему неотвязно:
— Купи да купи! Купи, красавчик, — своей зазнобушке подари!
— У меня нет зазнобушки! — отшутился Михаэль, улыбаясь и выказывая при этом два ряда чудных зубов.
— Как? У этакого писаного красавца да зазнобушки нет! Быть не может! — пристала к нему жемчужница, идя за ним по пятам со своим коробком.
— Да я же тебе говорю, что нет!
— Так ты только купи у меня! Я тебя с такою кралей познакомлю, каких ты отроду-родясь не видывал! Купи — не раскаешься!
Михаэль невольно заинтересовался таким странным предложением, и, вынув мошну из-за пазухи, купил несколько зерен у жемчужницы, рубля на два.
Получив деньги, баба припрятала их в карман, скрытый под фартуком, и шепнула Михаэлю:
— Приходи завтра к Николе в Столпах, стань в притворе, да, как обедня кончится, и присматривай: выйду я из церкви с молодухою, приглянется ли она тебе?
На том они и расстались. Баба стала по-прежнему на свое место, а Михаэль пошел домой — и; конечно, никому не сказал о том, что с ним случилось… Но думал об этом странном эпизоде и вечером, и ночью, и как ни старался отогнать от себя всякие игривые мысли, таинственность и странность приключения подстрекали его любопытство и он — сам себе не отдавая в том отчета — очутился на другой день, во время обедни, в церкви Николы в Столпах, около самых дверей притвора…
День был воскресный, и народа в церкви было много… Обедня позатянулась и даже в притворе было душно… Михаэль смотрел кругом, оглядывался во все стороны, но в густой толпе молящихся не видел никого, кто бы хоть сколько-нибудь напоминал ему вчерашнюю знакомку-жемчужницу. Он уже начинал досадовать и пенять на свое легковерие, предполагая, что он дался в дешевый обман пронырливой старухе:
«Заманила меня своею красавицей, лишь бы товар свой сбыть!» — думал он, и уже почти равнодушно начал вглядываться в толпу, выходившую из церкви по окончании обедни.
И вдруг увидел свою жемчужницу, принаряженную — в высокой кике, в темной, атласной телогрейке — купчиха купчихою… Идет мимо и прямо ему в глаза смотрит… А рядом с нею высокая, стройная красавица в жемчужной повязке, в камчатой узорной ферязи и в бархатном кафтанце с кручеными золотыми застежками. Лицо красивое, молодое и строгое, а глаза — большие и выразительные, так и горят из-под густых бровей, под фатою.
Михаэль невольно загляделся на красавицу, проводил ее глазами до выхода из церкви, и, замешавшись в толпе, не знал, что делать — идти ли за нею следом или… Вдруг кто-то дернул его за рукав. Михаэль оглянулся, а около него стоит какой-то нищий и говорит:
— Старушка Божья велела тебе завтра опять на мосту быть… Подай милостыньку, Христа ради!
Вся эта заманчивая, таинственная и романическая обстановка приключения совсем вскружила голову юноше… Он всю ночь не спал и все думал о красавице с большими пламенными очами и о том, насколько завтрашний день приблизит его к ней. И еле-еле мог досидеть до конца службы в Аптекарском приказе.
А жемчужница уже ждала его на мосту и, подмигнув ему, отвела его в сторону.
— Как настанут сумерки, выходи на угол Никольского крестца, и я сведу тебя куда надо. Приказано тебе сказать, что очень ты приглянулся…
Чуть не бегом пустился Михаэль домой, наскоро отобедал и под первым предлогом отлучился из дома, как только стало темнеть на дворе.
Встретив свою знакомку на крестце, он услышал от нее странные речи:
— Родименький, тебе в твоем нарядном кафтане да в шапочке с золотом нет ходу в дом честной вдовы… Придется тебе переменить твое платье на круту каличью… Котомку взять на плечи, посошок взять в руки…
— А где же я все это возьму? — чуть не в отчаянии воскликнул Михаэль.
— После сам себе круту такую припаси, а на сегодня мне, горемычной, поклонись!.. У меня все есть, для тебя приготовлено!..
И действительно, она свернула с ним за угол, вошла в ограду ближней церкви, ввела его в сторожку, сняла со стены какое-то рваное платье, помогла Михаэлю переодеться и удивительно быстро и ловко окутала его ноги рядном поверх камчатых шаровар и желтых сафьянных сапог, оплела темными оборами и обула в широкие берестяные ступни. А все его верхнее стольничье платье она тут же повесила на стену и сказала: