Немил так расстроился, что успокаивать его пришлось новой чаркой. Твердислав мигнул слуге-стольнику – тот мигом подал широкое блюдо с поросенком в сметане. Немил схватился за нож, но рука подвела, и он опрокинул блюдо, размазав сметану по скатерти. Боярин пришел на помощь, аккуратно отрезал кусок понежнее и на ложечке, как младенцу, затолкал гостю в рот, приговаривая:
– Тут у нас, понимаешь, такое дельце… В палатах великого князя завелась то ли кикимора, то ли вредная навка. Дочку его, Ярогневу, вконец измучила. Как только княжна заснет – так начинает ей сниться всякая муть, еще из прошлой ее, лесной жизни. Снятся ей оборотни, вурдалаки, мечи и всякое смертоубийство. Она, бедняжка, просыпается с криком, вся в поту, зовет нянек, подружек, до утра глаз не смыкает. Чахнет день ото дня. Князь боится: как бы совсем не зачахла. Он просил подыскать для нее ведуна понадежней, чтоб ее излечил, и от нечистой силы избавил. Ты как, сможешь такую работу проделать?
– Да я все смогу! – Языком Немила окончательно завладели хмельные пары. – Я живьем горел! Меня поганые язычники чуть не сожрали. Ятвяги в море пытались меня утопить, чтоб принесть в жертву морскому царю. И ты думаешь, что я испугаюсь кикиморы? Да я ее в бараний рог скручу! Хвост ей узлом завяжу! Уши ей оборву, и скормлю крысам!
– У нее нет хвоста, – блестя глазами, бормотал тысяцкий. – Она, вишь, какая-то хитрая. Верхуслава, княгиня наша, рассказывает, будто нежить эта приходит всегда в новолуние, а с последней луной пропадает. Будто бы, в начале месяца она – дите малое, а в конце – дряхлая старуха, немощная, силы все растерявшая. До конца месяца осталось всего ничего. Я вот думаю: нынче она должна ослабеть. Время самое подходящее, чтобы ее извести. Так возьмешься?
– Где она? Давай ее сюда! Я с этой тварью прямо сейчас разуправлюсь! – громыхал Немил заплетающимся языком.
Его рыжая борода гордо задралась вверх, показывая непреклонную решимость.
– Так не здесь она. В подполе у княжны. Я тебя отведу, – оживленно ворковал тысяцкий.
– И ее! И чертей! И всех бесов разом! Да что бесов – подать мне Великого Лиходея! Я его тут же разделаю! Вот этой вот самой вилкой! А этот пакостный книжник пусть смотрит и учится! Что он вообще понимает своим жалким умишком? И князь тоже пусть смотрит. Как увидит меня – так поймет, кто тут главный. И кому можно верить. Ведь поймет, правда? – гремел кудесник.
– Поймет-поймет, – заверил его Твердислав. – И еще наградит. Князь наш, Всеволод Ростиславич, умеет быть благодарным. Ты, главное, услужи ему, без лишней хитрости и без обмана. А уж он не поскупится.
– Подать мне кривулю! – Немил поймал стольника за край зипуна и потянул к себе. – И Велемудрову книгу подать! Я Великого Лиходея так отдеру, что он взвоет! Башку ему откручу! Копыта вырву! Все его адово воинство распугаю! Как ворвусь в преисподнюю, как усядусь на престол князя тьмы, да как топну ногой! Вся земля задрожит. Вот увидите!
Глава 2. Кошмар
Ночь на 1 число месяца чернеца
Великой княжне Ярогневе Всеволодовне снилась Туманная поляна посреди Дикого леса. Удушливые облака гари, вырывающиеся из бушующей Змеиной горы, заволокли подножие Древа миров. Ее возлюбленный – израненный, истекающий кровью, настрадавшийся и истощавший, висел, распятый на Миростволе, и смотрел прямо ей в душу своими пронзительными зелеными глазами. «Подойди ко мне, моя милая, – шептал он, – поцелуй меня на прощание!»
Ярогнева приблизилась, приподнялась на цыпочки и постаралась дотянуться до его губ, с которых стекала кровь. Но близкое и знакомое лицо вдруг превратилось в волчью морду – лохматую, черную, щерящую желтые клыки. Княжна отшатнулась, но любимый схватил ее за руку, вложил в ладонь меч и приказал: «Пронзи мою грудь! Одним ударом! Насквозь!» Ей очень не хотелось это делать, но ведь любимый приказывал, и она не могла отказаться. Она взяла меч, нацелилась ему в сердце и…