— Хотел бы предостеречь тебя, отрок, от беды, которой ты подвергаешь себя. Между духовными людьми давно ведутся споры то об одном, то о другом. И в тех спорах для нас особой опасности нет, ибо каждый из нас говорит только то, что можно сказывать. Ты же — мирянин. Пристало ли тебе судить о делах церковных? Ведь нетрудно по неведению впасть в ошибку, и тогда попы обвинят тебя в еретичестве.
— Не вижу вины своей, святой отец. Разве зазорно человеку искать истину? — Матюша смотрел улыбчиво, ясно, по-доброму.
Артемий прикрыл глаза, мысленно перекрестился.
«Спаси, Господи, раба твоего Матвея, подобно юродивому, не ведающего, что творит. Пронеси мимо него чашу гнева своего!»
— Слышал я, будто проповедь Феодосия не нова, то же самое говорил немец Мартын Лютер.
— Родом я из Пскова, а этот город соседствует с Ливонией. Прослышав о новом учении Мартына Лютера, отправился я в немецкий Новый Городок[197] и спрашивал у тамошних властей, нет ли человека, хорошо знающего немецкую веру, чтобы поговорить с ним о Священном писании. Однако такого человека там не сыскалось, и мне поговорить ни с кем не довелось.
— Как же мне быть, святой отец?
— А разве в Москве нет немцев? Ныне учение Мартына Лютера распространилось в Литве и в иных землях. И коли ты желаешь знать суть этого учения, разыщи аптекаря Матвея Литвина и его друга Андрея Хотеева, с ними обо всём потолкуешь.
— В Священном писании сказано, что самая главная заповедь Иисуса Христа — любовь к ближнему. Почему же, святой отец, вокруг столько зла, ненависти, нелюбви? Глянь, сколько попов да монахов проповедуют учение Христово, почему же ничтожны итоги трудов их?
— Ты, отрок, спросил меня о самом главном, и я отвечу тебе, как сам разумею. Основатель скитского жития Нил Сорский говорил: «Кто одними устами молится, об уме небрежет, тот молится на воздух». К сожалению, многие попы и монахи так и поступают: призывают любить ближнего, а сами живут в роскоши, пьянствуют, прелюбодействуют. Будут ли люди верить их словам? Увы! Мы, нестяжатели, отрицаем всякую ценность внешних подвигов веры, если они не проистекают из потребы души человека. Истинная любовь обязательно должна подкрепляться делом. «Любим не словом и не языком, — говорил верный ученик Спасителя Иоанн, — но делом и истиною». Об этой заповеди забыли многие стяжатели, ибо стяжание не есть доброе дело: у человека, все помыслы которого устремлены к обогащению, нет времени для спасения души. Ты, отрок, говорил мне, что проповедь Феодосия сходна с учением Мартына Лютера. Феодосий и в самом деле многие мысли позаимствовал у немецкого проповедника. Но различия между нами, нестяжателями, и лютеранами подобно несходству земли и неба, холода и огня. Мы всегда были против украшения церквей золотом, потому что за всем этим не добро, не любовь, а зло, ибо золото для украшения церквей стяжается с бедных христиан. Об этом немало гневных слов было сказано старцем Вассианом Патрикеевым. Но разве от нестяжательства идёт Мартын Лютер? Есть ли нестяжатели среди латинства? Нет их, кругом златолюбцы, стяжатели, проповедям которых никто не верит. Может ли быть сильной церковь, отпускающая грехи за деньги, выдающая грешникам особые грамоты? Благодарение Богу, что наши стяжатели не додумались до этого! Разве могут почитать себя верными последователями Христа те, кто вопреки его зову возлюбить ближнего сжигают еретиков на кострищах? Учение Мартына Лютера идёт от порицания стяжательства и неправды латинства, неудивительно, что оно, подобно пожару, распространилось среди народов, над которыми распростёрлась власть римского папы, но сам Лютер в душе стяжатель. Любая церковь сильна подвижниками веры, готовыми не на словах, а на деле творить добро. А что же Лютер? Любит ли он Бога и ближнего? Я сильно сомневаюсь в этом. Не по доброй воле, не по благочестивому устремлению сделался он монахом, а испытав ужас и тоску смерти во время страшной грозы, которые вынудили его дать обет постричься. Лютер не любит Бога, ему приятнее было бы лицезреть дьявола. Святая жизнь в монастыре для грехолюбивого человека-сущий ад. Отчаявшись заслужить спасение тяжкими трудами, монастырским подвижничеством, он по своей воле снял с себя монашеский сан, нарушив тем самым свою клятву перед Богом, и измыслил учение, привлекательное для многих тем, что можно якобы спастись человеку одною верою в Бога без добрых дел. Надо ли говорить, сколь опасно такое учение для души человека? И сам образ жизни Лютера утверждает меня в этой мысли. В нём нет и крохи духовного благочестия, Встречаясь по вечерам с друзьями, он выпивает добрую чарку вина или кружку пива и говорит при этом кощунственные слова, будто Бог считает полезным, чтобы он иногда напился пьяным. Пообещав Богу стать монахом, он дерзостно попрал клятву, оставил монастырь и женился на приглянувшейся ему монахине. Вот так святой человек! Не любя Бога, Лютер не любит и ближнего, но только самого себя. «Азь есмь свет миру, — изрёк он, — и имею власть рассудить, от Бога ли учение папистов или от человека, потому что творю волю Божию. Христос поставил меня в служители Слова и дал мне право произносить приговор над верою папы, иудеев, турок и еретиков; я низложу всех отступников, повергну их к стопам своим. Я хочу быть правым судией. Я, Лютер, уверен, что проповеди моей воздадут свидетельства птицы, камни и песок морской. Я крещён и призван от Бога к служению Слову, которое есть сила небесная, а потому и я причастен к чинам небесного царствия. Гавриил и все ангелы смотрят на меня как на драгоценный перл. Мало того, они хвалят и прославляют меня, удивляются мне». Воистину нет предела самообольщению, самолюбию, гордыни! Разве таким был Нил Сорский, всю жизнь избегавший всяких почестей? Но если Лютер поставлен быть служителем Слова и судией Богом, то где же знамения Господни? Не было таковых ни при жизни, ни по смерти Мартына. Да и сам он отрицал чудеса и Божественные откровения.
— Слышал я, будто у Мартына Лютера много недругов.
— Еретиков всюду преследуют — в неметчине и на Руси. Их гонят за то, что они напоминают забытые Христовы истины. Между тем Христос был кроток с заблуждающимися, таковы же были и апостолы. А вот нынешние гонители, не решаясь идти в открытую, лицемерят, прибегают к помощи клеветы, утверждают, будто обвиняемые ими в Христа не веруют. Потому я и говорю тебе, отрок: будь осторожен в своих суждениях. Между тем не подобает христианам убивать заблуждающихся, надобно убеждать их научением и кротостью.
— Христос один, а веруют в него по-разному.
— Верно сказал Нил Сорский: «Писаний много, но не вся Божественна суть». Добавлю от себя: каков поп, таков и приход, какова вера, таков и народ. Бусурмане злы и жестоки — такова их вера. А в Индии, как поведал Афонька Никитин, другой народ, и вера там иная. Мы и латины веруем в Христа, и потому, казалось бы, должны быть сходными наши устремления. Однако латинство погрязло в стяжательстве, и народ тамошний не чета нашему — пронырлив, расторопен, расчётлив, почитает ремёсла и торговлю, стяжает серебришко и золотишко.
— Что же в том плохого — в стремлении жить в достатке, в развитии ремёсел, умножающих богатство?
— Зла никакого нет, доколе достаток в разумных пределах. Чрезмерная забота о богачестве — стяжательство- не оставляет времени для помыслов о спасении души, а ведь заблудшие души-источник всякого зла. И с другой стороны, глянь на чрезмерное богатство. В одном и том же селении крестьяне из года в год, если тому не препятствует непогодица, снимают в общем-то одинаковый урожай жита. Но если боярин потребует в этом году податей больше, чем в минувшем, — а это у нас на Руси нередко случается, — то крестьянам будет худо. Вот и выходит, что если один человек купается в роскоши за счёт обмана и ограбления других, то сотни ограбленных им голодают. Речь не о том, отрок, что добрый хозяин должен жить так же, как ленивый, — достаток должен быть в разумных пределах и создаваться честным трудом, а не обманом. Истинная вера — укрепившаяся на Руси православная вера. И хоть не всё у нас хорошо по вине стяжателей, однако же немало на Руси истинных служителей Бога, не только словами, но и делом утверждающих любовь к ближнему. Обретаются в Русской земле и чудотворцы, показывающие нам силу Господа Бога нашего. Мы, нестяжатели, против того, чтобы были у монастырей вотчины, громко ругаем за это иосифлян, но помним и добрые их дела. Ведаешь ли, отрок, что Иосиф Волоцкий в голодную годину кормил при своей обители множество людей, ввергнув в нищету братьев своих — монахов?