— Я здесь, папочка, здесь, — встала с дивана и склонилась над отцом девушка.
— Мама не может, Мирочка, беги ты, сейчас же беги в комендатуру, — дергал ее за кофточку доктор, — сделай заявку на отъезд. И чтобы утром, рано утром за нами машину прислали. Беги, спеши!
— Папочка, я лучше к Брянцевым побегу. Они близко. И место у них в вагоне есть, я знаю. И машина за ними придет завтра утром. А в комендатуру далеко. Страшно!
— Страшно! Все страшно! Жить страшно! — лепетал, как в бреду доктор.
Мира торопливо накинула шубку, нахлобучила шапочку и, не надевая ботиков, выбежала в прихожую.
— Господи, да что ж это? Как же теперь будет? Ах, страшно, страшно. Он крикнул: мы беспощадны! Конечно, беспощадны. Не простят. Бежать, скорее бежать! Страшно! — шептала она.
— Вы не бойтесь, Мирочка, я до Брянцевых вас провожу, — послышался сзади голос Миши.
— Миша! Милый! Родной! — схватилась за его локоть Мирочка и припала к нему всем телом. — Миша!
— Ничего, ничего, — успокаивал ее студент, — все к лучшему. Уедете — и хорошо, спокойно вам будет.
— Да, да… Брянцев, конечно, всё устроит. Он ведь здесь, в городе еще. Здесь ночует, — лепетала, задыхаясь, девушка, и вдруг в ужасе всплеснула руками: — Миша! А те!
— Какие те?
— Те, кто там, в вагонах около цистерн! Ведь он выполнит задание! Обязательно выполнит! Вы не знаете, какой это человек!
Мирочка беспомощно остановилась. Ей ясно представились охваченные пламенем вагоны, послышались крики детей из них.
— Господи, что же делать? К Брянцеву? Немцам сказать? А те? Они беспощадны. Они не простят. Господи, что же делать? — закричала она в тоске.
— Мирочка, вы не волнуйтесь. Я всё понимаю, — донесся до нее, как будто издалека, голос Миши, — я всё знаю, все слышал. Сейчас придем к Брянцевым, — гладил он плечи девушки, — Брянцев вас устроит, а все остальное я… мы сделаем. Не волнуйтесь! Ничего страшного не случится. Идемте только скорее, — потянул он за собой девушку.
Мира послушно зашагала рядом со студентом, не отпуская его локтя, и с каждым шагом ей становилось спокойнее и легче. Страх снова уходил в темноту, терялся, глохнул.
— Миша, ведь они всё могут, всё знают. Как же вы? Что вы сделаете?
— Всё, что надо, сделаем, — успокоительно, как ребенку, ответил Миша. — И не всё они могут, не всё знают, Мирочка! Вы не бойтесь. Ну, вот мы и пришли.
Миша взбежал на ступеньки крыльца, сильно постучал в дверь и снова спустился к стоявшей на тротуаре Мире.
— Ну, идите, — подтолкнул он девушку, — сейчас отопрут. Видите, свет у них, значит, не спят еще.
Мира поднялась на крыльцо, Миша остался внизу. Ему всем существом хотелось что-то сделать, как-то выплеснуть, высказать, вынести из себя всё, что было так тесно сжато в его груди, всё, что хотел он отдать стоявшей на крыльце девушке.
И не мог. Не знал, как это сделать, что надо сделать. Не мог и уйти. Неуклюже стоял перед крыльцом.
— А вы, Миша, теперь тоже поедете с нами? — спросила сверху девушка.
— Нет, Мирочка, моя путевка другая, — грустно ответил студент. — Прощайте, Мира. Мне спешить надо. Я всё понял, чего он от вас требовал, что он задумал. Надо эту его операцию поломать.
— Ну, раз так, бегите! Прощайте! Или нет, постойте! Мира сбежала со ступеней лестницы, порывисто обняла Мишку и поцеловала его в губы.
— Помоги вам Господи! Вы сильный, вы сможете!
Мишка круто повернулся на каблуках и побежал вниз по улице, к домику Вьюги.
ГЛАВА 37
Миша бежал недолго и бежал не потому, что торопился, а потому, что все его тело было взорвано, взметнуто, взвихрено поцелуем Миры. Каждый мускул, каждый нерв требовал движения, бега, взлета. Метров через сто он остановился, во всю ширь развел руки и вдохнул в себя столько воздуха, сколько могла вместить расправленная грудь.
«Надо одуматься, нормировать себя», — прижал он холодные ладони к горячим щекам. От них пахнуло духами Миры. Волна переполнявшего его чувства снова вздыбилась и захлестнула сознание.
«Раз, два, три, четыре…» — заставил себя считать Миша, но на двенадцати сбился и начал сначала. После пятидесяти кровь перестала звенеть в его жилах, и в мозгу стало яснее.
«Времени терять нельзя. Он, несомненно, тотчас же начнет действовать. После происшедшего особенно поторопится, — вполне уже овладев собой, рассчитывал Миша. — Значит, к немцам поздно. Пока переводчика вызовут, пока я им всё разъясню, а они по начальству доложат, — станет уже поздно. А тут каждая секунда дорога. Ну, ничего, мы и сами справимся… А кто мы? Ребят собирать тоже поздно. Только мы вдвоем с дядей Вьюгой. Ничего, совладаем. У него людей тоже нет, раз девчонку с собой тянул».