Комса наша болтала по дружбе: зернохранилища в первую очередь. Таково было задание.
— По радио, значит: «братья и сестры», — хрипел, повернувшись к толпе Середа, — а в практическом применении этим самым братьям и сестрам без хлеба теперь сдыхать! Эх, сволочь!
ГЛАВА 9
— Что ж теперь будет? — пронеслось по толпе. Вслух эти слова сказала только одна из женщин, но каждому казалось, что и он, и все другие повторили этот вопрос, который сейчас был не только главным, но единственным, заслонившим всё остальное:
— Что ж будет?
Что несет с собой этот свершившийся перелом? Его предвидели, многие даже ждали его нетерпеливо, надеясь на резкое изменение своей жизни к лучшему, некоторым это ожидаемое лучшее рисовалось даже в каких-то ясных, конкретных формах: в виде возврата в поневоле покинутый дом, возрождения к жизни без страха, к сытому, обеспеченному сегодня и завтра. Другие ждали, сами не зная чего. Как обернется к ним новая жизнь? Ждали и со смутным страхом перед неизвестным и с осознанным страхом перед возмездием, расплатой за совершенное. Искали уверток, способов укрыться от этой расплаты.
Ждали по-разному, но ждали все. И вот этот момент перелома пришел.
Что будет?
Брянцев стоял сбоку, шагах в трех от толпы, и видел краем глаза, как головы сгрудившихся в ней одна за другой поворачивались к нему. Он совершенно ясно чувствовал, ощущал этот, еще безмолвный, но устремленный к нему вопрос, и знал, что должен ответить на него, не имеет права не ответить. Но как и что сказать, — он не знал. Перед ним была та же, застилавшая завтрашний день, густая, туманная пелена, а за ней только одно: тот же вопрос — «что будет»?
— Вы, как человек образованный, — тронул его за рукав Евстигнеевич, — в каком виде располагаете наше общее теперешнее положение?
«В первый раз меня на вы назвал, — отметил в уме Брянцев, — тонкий старик. Шельма!»
— По опыту прошлых войн можно сегодня же ожидать к себе разведчиков. Хутор наш стоит как раз на пути отступающих. Разведка, безусловно, появится. Вероятно, мотоциклисты. Кавалерии теперь нет, — ответил он первое, что пришло на ум.
— За машинами на конях не угонишься, а жаль всё-таки, веселая служба была, — шумно вздохнул Середа всею широкой грудью. — Веселая служба, когда я в конвое у государя императора. Красота!
— Может оно лучше в подсолнух податься до времени? — спросил Евстигнеевич.
— Какого тебе хрена в подсолнухе шукать? — прикрикнул на него комбайнер. — Сам беды наживешь и людей можешь подвесть под ответ. Обнаружат — за шпиона или за партизана посчитают. Находись в своем состоянии — и всё тут. Немец порядок любит. Я-то знаю!
— Какой может быть теперь порядок без начальства?
— Начальство, друг, завсегда найдется. На эти ваканции кандидатов невпроворот. Оно, к слову, бухгалтера нонче кто видел?
— С утра в контору проходил. Там он, наверное, и есть.
— Айда в бухгалтерию, — решительно шагнул к конторе Середа.
— При бухгалтере наличность должна быть. Он за кассу ответственный.
— За два месяца зарплата-то не выдана, — разом загомонили женщины. — А вчерашний день он в банк ездил.
— Ассигновка у него на руках была, сам видел, — рубил, не оборачиваясь, Середа, шагая вразмашку к конторе. — Вчера на собрании говорил: зарплата получена из банка. На сегодня выдавать обещался.
Узкий коридор конторы забили вплотную, и в нем тотчас же стало нестерпимо душно. Евстигнеич и Капитолинка оказались почему-то рядом с Середой, ввалившимся первым в контору, хотя никто их наперед не выталкивал.
В конторе — никаких перемен. Кипы пыльных, перевязанных веревочками папок всё так же лезли одна на другую, пытаясь добраться до подоконника, на котором сиротливой кучкой стояли какие-то пузырьки; обшарпанные пучки сухого овса и люцерны торчали из-за приоткрытого шкафа, а со стены щурился густо засиженный мухами Молотов, под ним же, неведомыми путями попавший в учхоз, стол в стиле ампир, за которым, как и прежде, восседал монументальный бухгалтер и пощелкивал на счетах.
При виде этой привычной картины Середа даже приостановил нараставший темп своего вторжения, а женщины замялись в дверях.
— Выходит, всё в порядке? — спросил он не то бухгалтера, не то прищуренного Молотова.
Монумент за столом ампир звучно подбил итог, накрыл счеты широкой простыней ведомости выполнения плана работ и, не спеша, выдвинул ящик стола, вдавив его в распиравший толстовку живот. Потом так же неторопливо бухгалтер достал из ящика две сколотых булавкой четвертушки бумаги и установил их рядом со своей румяной щекой.