Вспомнил: Ольга Алексеевна не велела «обратно» в смысле «опять» говорить. Плюнул три раза налево и три раза вслух повторил:
— Не говорить обратно. Не говорить. Не говорить.
Так бабка научила делать, если что-нибудь запомнить нужно. Очень верный способ.
«Однако чтобы на ночь патрулей по городу не посылали, этого быть не может. Надо поторапливаться, — посмотрел он на скатившееся к самому горизонту солнце, — ничего! Тут только эту балочку перевалить, а там спуск, под горку пойдет».
В самом низу балки, у каменистого русла, по которому весною бежит ручей талых вод, кто-то сидел на обочине дороги.
«Наверное, тоже какой-то из города сбег в панике, а теперь раздумался и обратно возвращается. Здесь можно сказать „обратно“, — подумал Мишка, глядя на поднявшегося при его приближении человека. Вроде колхозника, судя по одежде. А может, возчик или сезонник, — вглядывался в него Мишка. — К тому же кривой. Эк, фотография у него разработана! По-стахановски потрудился кто-то!»
Вставший сделал пару шагов навстречу студенту, поравнявшись, повернулся и пошел рядом с ним.
— С Деминского учхоза идешь?
— Оттуда, — охотно вступил в разговор Мишка, — а ты туда, что ли, топал?
— Немцы, что по саше проезжали, к вам заворачивали? — не отвечая на Мишкин вопрос, спросил встречный.
— Оба раза даже, — ответил студент, — и когда туда ехали и когда возвращались.
— Ну, как?
— Обыкновенно, — повел плечами Мишка с видом бывалого человека и даже подчеркивая свое превосходство уже осведомленного о немцах, — как и полагается, расспросили про дорогу, по карте сверились. Разведка.
— А ваши как с ними обходились?
«Э, друг, ты вон куда заворачиваешь, — подумал про себя Мишка, приглядываясь к кривому, — ты, наверное, по заданию оставлен!» вслух же ответил:
— Тоже обыкновенно. Что ж, бабам с ними воевать, что ли?
— Это, конечно. Про хождение по городу не спрашивали?
— Как же, в первую очередь. Сказали, пожалуйста, до наступления темноты. Видишь, сам туда иду.
— Ну, значит, вместях шагаем. Ты сам-то, из каких будешь? Где работаешь?
— Студент, — отрезал Миша. «Вот навязался черт в попутчики», добавил он про себя и, должно быть, помимо воли отразил это на лице.
Кривой оглядел его сбоку своим единственным глазом и дружески толкнул кулаком под ребро.
— Ты, пацан, меня не опасайся. Я по своему делу тебя пытаю, по своей, единоличной, нуждишке. У меня в городу семейство оставлено. За ним и иду теперь.
«Может и не врет, — решил Миша. — Даже, наверное, не врет. Мало ли сегодня таких, что свои семьи разыскивают». В попутчике было что-то располагавшее к себе студента, и он сам спросил его, уже с искренним участием:
— А где жили? На какой улице?
— Коло станции. В том и корень дела.
— Тогда правильно, тебе поторапливаться следует, — посоветовал уже с полным участием Миша, — туда здорово садили. Можно сказать, центр удара был на станционный район.
— То-то и оно, — покрутил головой его спутник, — там теперь, надо полагать, крутая каша заварена.
— Значит, нажмем, — прибавил шагу студент. — Ты через Варваринскую площадь вали, а не по Красной, так ближе будет.
ГЛАВА 12
На Варваринской и разошлись. На ней же увидели и первые разрушенные бомбами дома и первые трупы. Людских не было. Или не убили никого несколько сброшенных сюда бомб или мертвых уже убрали, но перед большим зданием лучшей в городе школы, бывшем гимназии торчали раскинутые врозь ноги нескольких лошадей и три колеса опрокинутой тачанки. Сама школа горела. Из ее больших окон густо валил багровевший в закатных лучах дым. На противоположном краю площади стояло в ряд несколько пятнистых грузовых машин. Около них неторопливо двигались немецкие солдаты, а невдалеке стояла кучка русских, с любопытством на них смотревших. К ней и завернул Миша, простившись уже по-дружески со своим случайным спутником.
— Мишка! Мишка! — Услышал он крик, проходя еще средину площади.
Кричал и махал ему рукой однокурсник Петя Лушин, по прозвищу «Тасс» или попросту Таска. Это, известное во всем мире сокращенное название телеграфного агентства СССР, он заслужил своей поистине замечательной осведомленностью обо всех явных и тайных событиях и происшествиях в жизни института. Как он узнавал всё, что было не только решено при закрытых дверях служебных кабинетов начальства, но и говорено в деканатах всех факультетов и даже за строго охраняемой дверью спецотдела, можно было объяснить только его необычайной интуицией, но на проверке его сообщения оказывались почти всегда правильными. Сам он, когда его спрашивали об источниках информации, только хвастливо взбивал русый вихор и прищелкивал языком.