В углу опять зажурчала песня-сказ:
— Мудрено всё, что говоришь, Ваня, — моему бабьему умишке не осилить ни твоих слов, ни вот его речений, — кивнула Арина головой на снова примолкшего отца Ивана. — Только знаю я: оба вы божьим духом томимы. От Него пути ваши. Им указаны.
— Он-то верно, поп, около божественного всю жизнь провел. У него, скажем, от Бога. А я кто? Конокрад, разбойник, убивец. Далеко от меня Бог живет. Дьявол поближе. Навряд Господом мне путь указан.
— Господом! — вырвалось из сердца бабы. — Через него, — указала она на осененный лампадным сиянием образ. — Через него, Помощника Скорого, заблудших спасителя.
— Разве что… через него по Осиповым праведным молитвам. Это возможно. А с пути своего не сойду. Теперь на большое дело идучи, буду с собой его брать, — указал Вьюга на образ, — чтоб ближе был, на груди, под рубахой.
В дверь с улицы сильно и часто застучали.
— Кто бы это мог быть? — напружинился Вьюга, выхватил из-под подушки пистолет. Стук слышался всё сильней и тревожней.
— отец Иван сорвался со своего места и топтался по комнате в необычайном возбуждении. Он махал руками, как крыльями, беспрерывно повторяя:
— Летите! Бегите! Спешите!
Вьюга с пистолетом в руке пошел к двери, отпер замок, и она тотчас же сама растворилась под напором ввалившегося в комнату запыхавшегося Миши.
— Гришу Броницына сейчас убили, — только и смог выговорить он.
ГЛАВА 23
— Ну, что ж, начнем по «Ревизору»: Господа, я собрал вас сюда… — шутливо начал Брянцев, когда пришедшие к нему все вместе — Котов, Вольский и Змий-Крымкин разместились вокруг стола.
— Вот в чем дело: Шольте отправляет меня в командировку-турнэ с докладами в Краснодар, Новороссийск и Керчь. Вернее, наоборот, начать он хочет с Керчи. Сколько времени займет эта поездка, он и сам не знает, при всей его немецкой пунктуальности. Может быть, в шесть дней обернемся, а может, и недели на две застрянем.
— Вы говорите во множественном числе, значит с вами еще кто-то поедет? — спросил Вольский.
— Шольте назначил мне тему «Россия и Германия» — содружество и взаимная связь молодых наций в историческом разрезе. Но он хочет добавить еще и современности. Поэтому требует второго докладчика, обязательно молодого, попроще, демократического, так сказать. Его тема «Политические настроения русской молодежи».
— Подыскать такого, пожалуй, будет трудновато, — скривил губы Змий. — Молодежь-то наша, знаете, немножко не того: доклады умеет только по конспектам агитпропа делать.
— Подыскал уже. Нашего корректора Вакуленко. Я его по институту знаю. Хорошим студентом был. И здесь, если не сробеет перед большой аудиторией, не растеряется, то может сказать интересно.
— Тезисы докладов составлены, конечно, самим Шольте? — саркастически ухмыльнулся Змий.
— Я сам этого ждал, — умышленно не замечая «змеиного» яда, ответил Брянцев, — но, представьте, ни звука: полная свобода и мне и Вакуленко.
— Тонкий и верный расчет, — в том же тоне продолжал Змий, — не будете же вы рыть яму самому себе. В уме доктору Шольте нельзя отказать.
— И во многом другом. Например, в добром отношении к людям вообще и к русским в частности, — с ноткой раздражения в голосе ответил Брянцев.
— А всё-таки он нацист, мейнкампфовец, — выкрикнула из кухни Ольгунка.
— Не суйся!
— Сунусь, да еще не одна, а с чайником и перманентными оладьями, как ты их называешь!
— Это разрешаю, но молчком. Заменит меня, конечно, Михаил Матвеевич, — поклонился одной головой в сторону Котова Брянцев, — а его работу поделите вы между собой, господа. Как — ваше дело. Но свою тоже придется вести. Вас заменить уже некем. Все вместе вы — редколлегия и больше никого в нее не привлекайте. Без демократии. Вероятно, попытаются влезть обе Зерцаловы. Обеих гоните, особенно Женю. С ней не стесняйтесь. Тоже и с Пошел-Воном.