Оглушенный этим потоком слов немец молчал. Мишка и Брянцев схватили друг друга за плечи и тряслись в спазмах безудержного смеха.
Пошел-Вон освободился из объятий отпустившего его при виде военного автомобиля немца и, спотыкаясь на пахоте, но, все же ритмически вихляясь, подошел к Брянцеву.
— Черт знает что, глубокоуважаемый герр обершрифтлейтер, — обратился он к нему по-немецки, очевидно, ради солдата и затем перешел на русский, — это называется освобождением? Скажите, пожалуйста, — что за освобождение, если честный человек не может везти домой рождественского гуся?
— Ну, тут у вас их штук пятьдесят, — преодолевая смех, сказал Брянцев.
— Ровно шестьдесят и семьдесят позади, на другой подводе. Всего сто тридцать. Но количество не изменяет принципиального значения факта. Свободы нет! Личность подавлена! Разнузданная военщина попирает основные права священной собственности — это факт!
— Давайте лучше без философии, — прервал поток его красноречия Брянцев. — Изложите понятным языком, что, собственно, произошло? Почему вы здесь? Откуда эти гуси? Чьи они? Куда вы их везете?
— Извольте, отвечаю исчерпывающе точно по всем пунктам анкеты: гуси эти в количестве ста тридцати голов и шей принадлежат акционерному обществу, в составе дирекции которого Шершуков, бухгалтер типографии и я — оперативный директор. Откуда они? Из совхоза бывшего имени бывшего Михаила Ивановича Калинина. Куплены там за наличный расчет, как бракованные, потому что кормить их все равно нечем. Худы они, как фиваидские отшельники, но все документы в порядке. Везу я их, конечно, в город, как сами изволите видеть.
— Но что вы там с ними будете делать? — воскликнул Брянцев.
— О санта семплицита, — вильнул всем телом Пошел-Вон, — конечно, спекулировать! Гусь, как вам, может быть, известно, требует только двухнедельного откорма, после чего превращается в жирного ливанского агнца. Очень деликатное существо! Корма я уже добыл через немцев, помещение дает Шершуков при типографии, распространение фабриката на обязанности бухгалтера. Кооперативный принцип соблюден полностью. Но весь промфинплан сорван вот этим честнейшим гренадером и его камрадом… Обиднее всего, что они даже не патруль, а просто перевоплощение тех самых двух идиотов-гренадеров, которых черт не известно для чего понес через всю Европу! Заарестовали! Другой идиот-патриот едет на второй подводе.
— Дали бы вы вашему стражу пару гусей, и все обошлось бы благополучно, — деловито вставил свою реплику в речь Пошел-Вона Мишка.
— Десяток давал и еще денег! Не берет. Неподкупен, как Робеспьер. Честность — ужасный порок, запомните это, юноша! — отмахнулся от него Пошел-Вон.
— Вас самого я, пожалуй, смогу выручить. Наша военная машина внушит доверие вашему стражу. Но гусей придется оставить ему, — покачал головой Брянцев.
— Гусей? Оставить?! На пищеснабжение германской армии?! Нет, уж извините! Пусть лучше эта солдатня из моего собственного филея габерсуп себе сварит, Я остаюсь с гусями и умру вместе с ними! — стал в монументально-героическую позу Пошел-Вон. — Но вас, герр обер-шрифтлейтер, умоляю: приехав, тотчас же сигнализируйте о помощи доктору Шольте. SOS! SOS! SOS! «Титаник» опускается на дно морское, оркестр исполняет хорал «Ближе к Богу», капитан остается на рубке! Пять гусей редакции! Столько же чинам пропаганды! Два гуся доктору Шольте лично и два лично вам! Дирекция не останавливается перед затратами, — с жестом Короля-Солнца закончил свой реестр Пошел-Вон.
— Ну, там видно будет, — ответил ему Брянцев. — На Шольте я, конечно, тотчас налягу, но за успех не ручаюсь. Черт его знает, как он взглянет на всю эту историю. Ну, мы поехали! — протянул он руку Пошел-Вону.
— И возвратися ветер на круги своя… — раскланялся тот. — Vorwarts, Genosse! — хлопнул он по плечу немца. — Набирай высоту, мой добрый патриот!
Немец, не проронивший ни одного слова, залез на плетенки и протянул оттуда руку Пошел-Вону. Набрав нужную высоту, они снова обнялись. Баба густо замолотила хворостиной по острой спине пузатой коровы.
— Но, ты, сицилизма!
— У нее корова — сицилизма, а клячонка — керенщина! — кричал с воза Пошел-Вон. — Вполне политически образованная женщина! Ленин прав, и кухарка может управлять государством, по крайней мере, состоящим из полудохлых кляч и вконец заморенных коров.