Грозный враг подошел к лесному славянскому городищу - славяне. Да, славяне. Обложило северянское гнездо закаленное в бранном труде войско приднепровское, полянское.
Бывало такое, не раз бывало на горе всей русской славянской земле, что шли поляне на северян, шли кривичи на древлян… Не было ещё в те неспокойные века прочного единства славянского, прочного мира между ними.
Всадники заполнили селище, соскочили с коней, обыскали небогатые жилища. Ничего нет ценного, только одну нашли круглую глубокую яму, вырубленную в мягком мергеле.
Была яма аккуратно выложена берестой и почти до верху наполнена пшеницей. Зерно, запасенное на зиму, пошло на щедрый корм утомленным вражьим коням.
Северяне, с оружием в руках стоящие на стене, ждали, что вот-вот запылают хижины. Так и бывало всякий раз: враг, обозленный, что не удалось врасплох захватить городище, всегда разрушал и жег селище.
Но прошла ночь, давно догорели соломенные скирды, а не пылали жилища за рвом. Забеспокоились старики - к худу.
Заутро увидели северяне - как пришел недруг, так и стоит станом на селище. Значит, не потерял надежды одолеть лесную крепость, полонить детей и женщин.
Никогда городище не было так надежно укреплено, как сейчас: ров углублен и расчищен, все склоны мыса старательно сглажены, на них ни бугорка, ни кустика; кроме крепкой стены, перед валом и вокруг всего городища тянулся высокий частокол из толстых дубовых кряжей; на стене и на частоколе у самого верха подвешены тяжелые бревна. Подойди враг, поставь лестницы - и на головы нападающих полетит смертельный груз.
На помосте стены кучки камней, глиняных ядер, заготовлена смола, есть немало стрел, легких метательных копий, достаточно запасено пищи и людям и животным, тайный ход к подземному колодцу спасет от жажды.
Но мало защитников. Северяне знали: на высокой стене да за частоколом один воин стоил десятерых в открытом поле внизу. И не одолеть бы городищенцев даже многолюдной кочевничьей орде.
Но на этот раз у стены стояло приднепровское войско, умудренное военным опытом, не раз воевавшее крепкие города византийского Причерноморья. И не жгли, не разрушали селища незваные гости, остались перед городищам. Не к добру!
Утром на сторожевом кургане северяне заметили двух всадников, хорошо видных в розоватых лучах раннего солнца. Показались, помахали надетыми на копья шапками. Их угнали, обрадовались. Это были дозорные с третьего, давнего кургана, что километрах в двенадцати от городища.
Вчера они первые увидели врага, зажгли сигнальный огонь и, преследуемые днепровскими конниками, умчались не к городищу, а прочь, в сторону, пытаясь отвести, задержать налетчиков.
Теперь они прискакали на курган узнать, цело ли родное гнездо, получить указания, что им делать?
Всадникам условленными знаками показали: скакать вдогонку за северянским войском, предупредить о грозной опасности, нависшей над родными городищами, над женами и детьми северянскими, вернуть воинов-защитников. Удальцы в ответ помахали ещё раз на прощание пиками и ускакали прочь на юг.
Легче стало на сердце у каждого защитника старого лесного городища. Только бы успели гонцы догнать северянскую рать. А там… не дадут свои в обиду.
И стали северяне считать дни, высчитывать, когда смогут догнать гонцы ушедших в поход воинов, когда появятся на горизонте северянские копья.
ГЛАВА ХХIII. НЕ НА ЖИЗНЬ, А НА СМЕРТЬ
Не ушел враг. Как в своём селе, расположился в северянских жилищах, пищу варит в северянских печах и сосудах, северянским зерном кормит коней. Не раз непрошеные гости подъезжали ко рву, советовали открыть вороту, увещевали, пугали, обещали жизнь за покорность, смерть за непослушание.
С высокого вала видела Заряна, как на площади между селищем и рвом враги конями стаскивали сотни бревен, как рубили, пилили, как вязали высокие четырехугольные башни. Работали в полусотне шагов от стены, загородившись от северянских стрел и ядер крепкими плетнями.
Другие в это время землей наполняли большие, только что сплетенные ивовые корзины, несли их двумя бесконечными вереницами и сыпали землю в ров.
Во рву быстро росли насыпи… Пройдет ещё несколько дней, и к стене будут проложены два широких подхода.
На четвертые сутки дозорный со стены снова заметил всадников на горизонте. С надеждой глядели северяне на приближающиеся конные фигуры… Но недолго жила надежда. Зоркие глаза подростков скоро различили чужие бранные одежды, чужие щиты и шлемы.
Через час загудел вражий лагерь: днепровцы встречали своих.
Ещё сумеречнее стало в старом кремле. Вскоре близко от стены перед вражьими плетнями показалось несколько воинов. Один, видимо предводитель, вышел вперед и, обращаясь к непокорному городищу, высоко, властно поднял руку.
«Северяне! На что надеетесь? На своих? На помощь? Далеко ушли ваши, к самому морю. Думаете, гонцы ваши их вернут? Смотрите!»
Стоящие сзади вождя воины расступились, и северяне увидели связанного человека. Он был окровавлен и едва держался на ногах, поддерживаемый сзади воинами. На голове грязная, тоже окровавленная тряпица, лицо мертвенно-бледное, глаза закрыты.
«Узнали? - кричит снова вождь. - Ваш гонец. Не ждите помощи».
Да, северяне узнали одного из своих посланцев. Видно, в пути напоролись гонцы на отставший приднепровский отряд.
Молчали северяне. Заряна видела, что тяжело раздумывают старики.
«Они одного только захватили, другой ушел, догонит наших, - заговорила она, - а то бы непременно и другого показали… или голову его окровавленную…» - говорит, а сама не уверена, у самой тяжко сжимается сердце.
Решено было не покоряться до конца.
Ночь пришла темная и тревожная. Темноте рады были северяне.
После полуночи по длинным крепким веревкам с городища к речному склону спустились ещё два гонца. Смельчаки незамеченные достигли подошвы мыса. Условлено было, что они добудут коней среди вражьего табуна в луговой долине и поспешат за подмогой, за своими…
Остаток ночи и всё утро не могла успокоиться Заряна. Неужели опять появится у стены вражеский вождь и с ним новые пленники или окровавленные головы?…
Но враги, не выходя из-за плетней, продолжали с утра до вечера строить башни и засыпать проходы во рву.
Вот и ещё день прошел, и ещё, и ещё… Восемь раз уже с начала осады вставало за сторожевым курганом румяное солнце, восемь раз утопало в темно-зеленых дубовых вершинах, в непроходимых лесах на далеком западе.
По-прежнему с надеждой смотрят на восток северяне, по-прежнему назойливо дробно стучат топоры перед рвом.