Сразу же после смерти Ожогина, не надеясь, что кража откроется, охотник засобирался в тайгу. Он закупил кое-какие продукты, ладом помог Марье по хозяйству, сел в розвальни, понужнул для порядка Солового и отбыл восвояси. За санями послушно, без поводка, бежал Пегий, с которым Хрисанфу Мефодьевичу предстояло завершить так неудачно начавшийся этот промысловый сезон.
Но лейтенант Петровин дело о краже пушнины не закрывал. Похищение мехов он связывал с грабежом в Ските, что случился еще в те годы, когда участковый служил в армии, на дальневосточной границе. И смерть Ожогина, думал Петровин, тоже была загадочной. Как бы там ни было, но мало казалось правдоподобного в том, что Мотька напился сам по себе далеко от жилья, в одиночку, среди зимней дороги.
Выехав еще раз на то место, где подобрали окоченевшего Ожогина, лейтенант тщательно осмотрел обочины дороги, снежный покров вблизи, но ничего там нового не обнаружил, кроме пустой бутылки из-под спирта. Судя по этикетке, поблекшей и грязной, содержимое поллитровки было выпито, видимо, еще летом, а то, может, до снега. Осенью, когда лили дожди. Да и чем и кого могла удивить эта бутылка! Конечно, продажу спиртного здесь везде ограничили, но желающие «употребить» все равно находили себе зелье, пили его на природе и дома, так что порожней стеклопосуды определенного вида везде в избытке валялось вдоль дорог по обочинам, на полянах в лесу и в селе под заборами.
Время, известно, ждать не заставляет. Приходил новый день и приносил новые заботы, тревоги, которых в милицейской жизни пока хватает. Затишья бывают, но они очень короткие.
Наплыв новых людей в Кудрино заставил районные власти открыть здесь отделение милиции с расширенным штатом. Кто-кто, а Петровин был этому рад: уж теперь-то ему не придется день и ночь крутиться одному, будет целое подразделение, будет возможность глубже вникать в дела, не торопиться, а если спешить, то спешить с умом.
Исподволь, осторожно Петровин наблюдал за дорожным мастером Утюжным, не оставлял его без внимания, когда он уезжал куда-нибудь, и когда дома был, не покидал Кудрино. Странным казалось участковому, что Утюжный тогда как бы ожидал кончины Ожогина, а когда Мотька умер, дорожный мастер словно кислорода хватил — разрумянился, глаза засветились игриво, с усердием взялся за похороны.
— С чего бы это? — задавал себе вопрос Петрович, приученный еще пограничной службой смотреть в оба и зрить в три.
И наблюдал за Утюжным, помня известную поговорку: не спеши пляши — подлаживай…
Наступил Новый год и весело прокатился, будто ватага ребят на санках по звонкой горе. Февраль буранил, а март весь стоял солнечный, оттепельный, прижимал, уплотнял сугробы, напаивал по утрам твердую корку наста.
В конце марта из тайги совсем вышел Савушкин. Румянцев, помня о своем обещании помогать Хрисанфу Мефодьевичу в нужде, посылал к зимовью на Чузике гусеничный трактор. Тележка была набита лосиным мясом, боровой дичью и шкурами сохатых. Пегий, к великой радости Савушкина, оказался способным псом, шел за лосем и дичью, облаивал белку, только на соболя прыти пока у него не хватало. Не всякая собака может гнать этого легкого в беге зверька по валежнику и чащобе, куда соболь обычно и норовит забраться от погони. Но Хрисанф Мефодьевич все равно был доволен: не выручи его староверы, он мог бы остаться вообще ни с чем.
Повстречав как-то Петровина, Савушкин приветствовал его ясной улыбкой.
— А у меня с вашим делом пока темняк. Клубок никак не распутывается. — Лейтенант опустил лицо. — Стыдно в глаза вам смотреть, Хрисанф Мефодьевич! Ожогин помер и ровно концы обрубил…
— Не горюй, дружок, — продолжал улыбаться охотник. — Я не пропал, не обнищал, и с промыслом обернулся. Да и воры чему-то ведь учат. Наперед буду поосмотрительнее. Подальше спрячу — поближе возьму. Так старые люди нам всем советовали.
— Для меня, для милиции в общем, это не подходит. Не пресекая воров, краж не выведешь.
— А ты, что ли, вздумал конец воровству положить? Не удастся тебе этот фокус. Зависть людскую к чужому добру едва ли истребить возможно. Иной человек чем богаче, тем больше к наживе стремится.