— Что ли, смерти моей желаешь? — расшумелась однажды Марья. — На пенсию выйти и без работы остаться? Да это же трудовому человеку верная гибель! От безделья люди-то больше всего и помирают.
Без хозяйства Марье Савушкиной было невмоготу, как ему без тайги и охоты. И тяжко, и годы уж клонят пониже к земле, но, пока ноги держат, не отступится он от промысла, а она — от привычных своих хлопот дома.
«Отсиживаться в зимовье уезжаешь!» Трепанет тоже бабий язык несуразность такую! — вспоминал Хрисанф Мефодьевич колкие слова и слезы жены. — Только в метель-то и посидишь у тепла в избушке. И не сидел бы, может, да снегодуй велит.
Стреноженным конем чувствовал себя в это буранное время Савушкин. И скука томит. И гость в непогодь никакой не заглянет. А то бы чайку за компанию попили, языки поточили. Да некого ждать.
Всех ближе к зимовью Савушкина поселок Тигровка да старообрядческий скит, не носящий более никакого — другого названия. Из Тигровки к нему люди заглядывают, тот же Милюта, управляющий, заезжает, когда в Кудрино на совещание какое-нибудь путь мимо держит. Но такое случается в вёдро, а не в ненастье. Кому и зачем охота тащиться в метель? Разве какой вездеход прогрохочет, не сворачивая к зимовью. Ему, железному, сильному, гусеничному, буран нипочем. И дороги не нужны столбовые. Несется — пыль позади, облаком снег вихрится. Скоро сейсмики поведут свои поезда в самую глухомань. Эти ребята покоя не знают. И достается же им. Почище геологов из конца в конец по тайге мыкаются. С осени поглядишь — бодрые, машины у них отлаженные, нигде не помято, не погнуто. А к весне — в чем душа только! Техника так искорежена, переломана по пням-колодинам, будто из какого побоища вышла. Буровые станки у сейсмиков тонут в болотах, и оттуда их, из топей-то, вызволяют немыслимыми путями, приспособления самые хитроумные придумывают. Приходилось Хрисанфу Мефодьевичу быть свидетелем этих мучений.
Зять Савушкина, Михаил Игнатов, Игнаха, сам высокой статьи механизатор на весь Кудринский совхоз, и тот головой трясет, когда о сейсмиках речь заходит. Даже на свой счет сомневается — справился ли бы он с работой на этих профилях. Для ремонта у сейсмиков нет никаких условий, а дела вершить надо. Вот и выходит, что в сейсмопартии не просто нормальный труд, а целое поле сражений. Но еще не было, кажется, случая, чтобы сейсмики не забирались в самые малодоступные дали, не преодолевали невзгод…
А ведь и вправду она существует еще, такая тайга — дремучая, неоглядная. Меряют каждый год ее вдоль-поперек, да измерить не могут. Летал Хрисанф Мефодьевич над тайгою на самолетах и вертолетах во все концы, на коне, на Соловом своем, вымеривал многие версты, пешком исхаживал. Лет двадцать тому назад здесь вообще тайга непролазной была, сумрачной. Это теперь по тайге сплошь профили, визиры, по которым можно ходить и без компаса. А по воздуху и вовсе в любую точку тебя забросят. Сиди в вертолете, посматривай в кругленькое оконце, меряй глазом пространство, примечай, где какой лес растет, где речки извилистые текут, где болота, озера. На какое место укажешь, там и присядут — лишь бы чистина была, голея, чтобы машине было зависать безопасно.