Словом, образом охотника Савушкина автор как бы говорит читателям, что по-государственному мудро относятся коренные сибиряки ко всему тому, что совершается вокруг. Не «покорять» надо тайгу, убеждены они, а разумно, по-хозяйски, обживать ее, только тогда она откроется перед людьми со всеми своими несметными богатствами.
Так ведет Владимир Колыхалов свою основную линию, разрабатывает свою «сквозную» тему, решает главную задачу — показать прекрасную сибирскую землю и людей, что живут и трудятся на этой земле.
Писатель сейчас находится в зрелой поре и наверняка не раз еще порадует поклонников его таланта новыми яркими произведениями.
Рядом с другом
1
В июле в тот год на Амуре стояла изнуряющая жара. Медное солнце начинало день рано и поздно кончало его. Дали могучей реки блестели до рези в глазах. Даже в тени не ощущалось отрадной прохлады. Воздух застыл в сковывающей, немой тишине. Одуревшие от зноя травы испаряли так много ароматов, что трудно было дышать. Высоченные травянистые заросли утрами никли под тяжестью изумрудных рос. В такую пору достаточно было сделать шаг, чтобы вымокнуть тут же. Раскаленные за день скалы и прибрежные камни, принимая ночную влагу, испаряли ее и окутывались туманом. Остывали они только перед рассветом и как бы отпотевали. Тогда было приятно на них сидеть и лежать, глядя на бледную голубизну неба, которая в полдень станет еще бледнее, будет дрожать и струиться маревом.
За многие годы жизни здесь, на Амуре, я попривык к таким ласкам природы, но мой земляк из Сибири, со Средней Оби, Владимир Григорьевич Гроховский, никогда не бывавший тут, днями не находил себе места. Встанет под тенью черной березы, обхватит рукой ее шероховатый ствол и тонко поскуливает:
— Да что же это? Где человеку спасение найти? Как под колоколом…
Нечем помочь! Я сам измучен жарой, одежда на мне пропотела и заскорузла от соли, я пью такую же приторно-теплую воду и не могу утолить жажды. И утешаю:
— Зато, дружище, днем ни комаров, ни мошек, ни мух! Одни кузнечики. Какая чудесная музыка! А пейзаж… Ты только взгляни!
Известный художник, мастер пейзажа и графики, он искренне восторгается всем, что нас окружает, но из-за этой треклятой жары работает мало. Этюдник его сиротливо стоит под зонтом на цветущей поляне. Удается «схватить» кое-что утром и кое-что вечером. А днем — вот такое поджаривание на сковородке. Хоть бы ливень упал, прошумел! Хоть бы тучи нашли и родили грозу невиданной силы! Ждет обновления природа. И мы его ждем…
Вижу — идет Гроховский к реке, вижу — забрел по колено в одежде, а потом — ухнул весь, с головой. И плавает! Бородка, усы оклинились, голубые глаза блестят радостью, длинные волосы опали по сторонам. Дивно смотреть на него. И я в порыве сам разбегаюсь и прыгаю в воду.
И тепла же она — как молоко парное! Одежда прильнула к телу, неприятно теснит движения. Но дыхание углубилось, и жары такой уже нет. Мы плаваем долго и вылезаем довольные. Теперь так и будем делать. Я засекаю время. Не проходит и полчаса, как наша одежда уже сухая до нитки.
Время к обеду. Чтобы сготовить его, надо добыть рыбы. Закидушки давно расставлены. Сильным течением их оттеснило вбок: даже тяжелые грузила не удерживают. Смотрим нехитрые снасти свои по порядку. Тянутся сомики, касатки-плети, касатки-скрипуны, да еще затесался один среди всех конь-губарь… Экзотический вид пойманных рыб всегда умиляет Владимира Григорьевича: на Оби таких нет.
Вчера ему взялся на удочку сом килограмма на три с половиной. Вот уж ворочался, вот уж водил! Тащил его друг мой, как черта из воды, как страшилище — так непривычен был сомовий вид: большая голова, усатая морда да точки близко посаженных глаз. А извивался — почище змеи. Владимир Григорьевич сома вытянул, у ног он, скользкий такой, сошел с крючка, пополз по траве гадюкой. Гроховский брезговал взять сома в руки.
— А налим наш обской — такая же почти тварь, — смеялся я его удивлению, растерянности.
— Там своя тварь, привычная, а эта — чужая! — нашелся Владимир Григорьевич и побежал в палатку за фотокамерой, чтобы все же запечатлеть удачу.
— Сом редко берет на удочку, — делал я пояснения. — На перемет, на закидушку — это пожалуйста.
— Куда он годится? Жарить? Варить? — спросил мой друг.
— И на то, и на другое. А вообще на Амуре, где такое разнообразие рыб, к сому рыбак относится пренебрежительно.