Во второй половине, дня матросы с «Обручева» подогнали к судну баркас. Боцман велел всем амбалам садиться в него и сел сам.
— Гони к Фарабу! — отрывисто скомандовал он. Матросы налегли на вёсла. За бортом запенилась коричневая речная вода. Арзы недоумевающе поглядывал на Закира-ага. Тот, осмелясь, спросил у боцмана:
— Господин начальник, куда пойдём? Моя Чарджуй базар мала-мала ходить надо…
— Сиди, сиди! Какой чёрт тебе базар!
До ночи они грузили в баркас тяжеленные, подмокшие мешки с солью. Везли их на чарджуйский берег, к «Обручеву», складывали в трюмы и отправлялись за солью снова. Последний рейс Арзы плохо помнил. В голове у него мутилось от усталости, ноги подкашивались. Он, покачиваясь, добрался до каюты, упал на подстилку и уснул. Когда проснулся, пароход полным ходом шёл по течению в благодатную Хиву.
Своим чередом шла жизнь в Базар-Тёпе.
В первый свадебный день Янгыл отвезли в кеджебе в дом моллы Лупулла. Отшумел той, и она стала гелин — молодой замужней женщиной. С тупой, бессмысленной покорностью исполняла Янгыл обязанности супруги. Делала всё, что её заставляли, механически: без слёз и без улыбок. Холодной, ничего не выражающей маской сделалось её лицо. В первый же день замужества она почувствовала, что душа её будто раздвоилась. В присутствии мужа и его родственников Янгыл чувствовала себя рабыней, но стоило ей оказаться наедине с собой, как в её взгляде появлялась уверенность. Она чувствовала себя горной орлицей. Её воображение рисовало счастливую жизнь с Арзы. И это её поддерживало.
Иногда в гости к ней заходила подруга Джемал. Насколько помнят обе, они никогда не расставались в детстве и очень любили друг друга. И уж, конечно, одна другой доверяла свои самые сокровенные тайны. Джемал хорошо знала о любви Янгыл и Арзы. До замужества Янгыл частенько поверяла подружке свои девичьи тайны, зная, что Джемал умеет держать язык за зубами. В дни, когда Янгыл запретили выходить в поле и объявили о скорой свадьбе, Джемал несколько раз пыталась помочь Янгыл устроить встречу с любимым. Но ничего из этого не вышло — за Янгыл строго присматривали, и Джемал, от горечи и своего бессилия, поделилась своими заботами с матерью. Старая Мехри-эдже пришла в ужас, узнав, что будущая жена моллы Лупулла носит в своей голове постыдные мысли и мечтает о другом человеке. Мехри-эдже приказала дочери никому больше об этом не говорить, — ведь, сказанное может вызвать большой гнев родителей Янгыл и навлечь беду на них. Кроме того, Мехри-эдже потребовала от Джемал, чтобы та и носа своего не показывала в доме Янгыл…
Джемал ничего не оставалось делать, как послушаться своей матери, и она перестала бывать у подружки. Но когда состоялась свадьба и Янгыл зажила семейной жизнью, Джемал вновь зачастила к ней в гости. Разве можно было допустить, чтобы Янгыл — замужняя женщина — могла вновь заговорить о своём любимом, Арзы? И в то же время, как не сказать Янгыл новость, что Арзы совсем ушёл из Базар-Тёпе. Ведь это должно успокоить Янгыл! И Джемал рассказала всё, что знала об Арзы. Каково же было удивление Джемал, когда она услышала от Янгыл, что никогда она не забудет своего возлюбленного, вечно будет пом-ишь и думать только о нём, будет мечтать о встрече с ним. Безрассудное откровение замужней подружки настолько перепугало Джемал, что она решила впредь не переступать пороги её дома. К горю и страданиям Янгыл прибавилась ещё и тоска одиночества.
Хозяйство, где теперь жила с мужем Янгыл, состояло из двух домов и двух смежных дворов, разделённых дувалом. Посреди думала зиял проём с косой деревянной дверцей. Это вход со двора моллы Лупулла во двор его старшего брата Хамзы, который давно уже жил отдельно, с красавицей-женой Гызлархан-Шетте и не имел от неё ни одного ребёнка. Родители братьев жили с младшим сыном.
Утром Янгыл просыпалась от тычка в ногу. Это старуха — мать мужа, Огульбостан-эдже, оповещала, что пора доить коз, заквашивать молоко, разжигать тамдыр.
Впотьмах Янгыл выходила во двор и приступала к делу. Доила ли она коз, сбивала ли масло, — она неизменно слышала позади себя ворчливый голос свекрови: «Поживей, поживей, овечка! Дома-то тебя не научили как следует руками двигать. А здесь я тебя научу!» Янгыл вовсе не отвечала на ворчливость старухи. И та, вдоволь натешившись, уходила во двор к старшему сыну. Оттуда некоторое время тоже доносился её голос. Но Гызлархан-Шетте умела постоять за себя и всегда выходила победительницей.
Янгыл разжигала тамдыр, и в это время к ней подходила весёлая, улыбающаяся Гызлархан-Шетте.