— Ай, ничего. Арзы девочку сильно любит…
Кочегар, сразу посерьёзнев, опустился на колени и сел рядом с грузчиками.
— Слушай, Арзы, — сказал он, играя своими плутоватыми глазами, — вот ты пытался умыкнуть её, увёл куда-то в горы и попался. Надо было в город везти.
— В какой город? — невесело улыбнулся Закир-ага. — В городе у Арзы никого нет.
— Ну и пусть никого нет. Ко мне можно. У меня место нашлось бы.
Закир-ага и Арзы внимательно посмотрели на кочегара, не понимая, шутит он или говорит всерьёз. А тот, видя, что к нему проявляют интерес, заговорил ещё азартнее:
— Слушай, браток, ты так и сделай, валяй — кради свою девушку и прямо сюда, на пароход. Доплывём до Чарджуя, а там сам чёрт тебя не найдёт и дьявол не тронет. Будешь под русским законом жить, никто тебя, не обидит!
Закир-ага скептически улыбнулся:
— У туркмен свой закон, Мишка… Туркменчилик знаешь?
— Да нет, не слыхал покуда.
— Арзы зато знает, — сказал строго Закир-ага.
Арзы стоял у борта, смотрел на амударьинские волны, освещённые полной луной. Река в эту ночь была спокойна и величава. Мерный шум её могучих вод казалось всё вокруг подчинял себе. Робко мерцали далёкие огоньки чабанских костров, таинственно сквозь призрачный лунный свет проглядывали горы. Закиру-ага показалось, что Арзы, не выдержав своего горя, бросится в воду. Бросится и утонет, чтобы не страдать. Подойдя к нему, он властно положил руку на плечо юноше, спросил:
— Ты чего надумал, сынок?
— Я убью его, — решительно выговорил Арзы.
— Кого, Арзы-джан?
— Хамзу убью… — В доказательство, что не отступит от задуманного, Арзы извлёк из ножен пичак.
— Потом что будешь делать, сынок? — уже более спокойно спросил Закир-ага.
— Увезу Янгыл к Мишке. Там жить будем…
После того, как привезли Янгыл из ущелья, Байрам Сопи закрыл её на замок и не открывал до следующего полудня. Потом свекровь принесла ей кусок чёрствого чурека и тёплой воды в окара, чтобы невестка не умерла с голоду.
Вечером, едва стемнело, на соседнем дворе разразилась ссора между Гызлархан-Шетте и её мужем. Было слышно, как, приговаривая, плакала навзрыд женщина и как Хамза поносил её самыми скверными словами. Затем, когда плач постепенно прекратился, возле дверей Янгыл появился Хамза и постучал, не таясь, кулаком:
— Хов, гелин-джан, открой-ка, свой пришёл!
Янгыл, как бывало и раньше, когда Хамза пытался вломиться к ней, затаилась и не ответила ни слова. Тогда Хамза начал выкрикивать угрозы, и Янгыл, не выдержав, крикнула из-за двери, чтобы он убирался прочь. Хамза несколько раз дёрнул дверь, но, видя, что это бесполезно — удалился.
На другой день снова явилась свекровь и сначала принялась уговаривать Янгыл подчиниться Хамзе и не гневить бога, но, видя молчаливое сопротивление, не сдержалась и ударила её палкой по спине. Дело дошло до моллы Ачилды. Тот, величественный и строгий, вошёл во двор своего бывшего ученика и велел оставить его с вероотступницей.
— Знаешь ли ты, женщина, — спросил он вежливо, — чему учит шариат?
Янгыл упорно молчала. Непрерывные домогательства измучили её. Она думала теперь только о том, чтобы поскорее ушёл этот важный человек. А кази однотонно, слащаво и в тоже время повелительно наставлял её: «Неповиновение женщины перед мужем своим — тягчайший грех и карается аллахом». И прежде чем удалиться, он предупредил Янгыл, что отныне её законным супругом является старший брат его умершего любимого ученика — Хамза. Янгыл всхлипнула и закрыла за ним дверь, так и не сказав ни слова.
Прошёл, ещё день. Янгыл никто не беспокоил, видимо, дали возможность освоиться с новым положением, понять, что теперь она принадлежит Хамзе. И только Гызлархан-Шетте, на этот раз не очень смело, чтобы не слышал её слов кто-либо другой, сказала Янгыл у тамдыра:
— Не пускай его к себе, Янгыл-джан. Не ты ему нужна, ему нужен от тебя ребёнок. Он считает меня бесплодной, хотя это ещё неизвестно, кто из нас лишён плоти… Не пускай, не ты ему нужна…
— И не пущу, — отвечала твёрдо Янгыл.
— Вот, вот, Янгыл-джан, этого я от тебя и хотела услышать. Я знала, что ты пожалеешь меня, несчастную, — Гызлархан-Шетте всхлипнула и отёрла рукавом халата-пуренджика глаза.
Янгыл ушла от неё повеселевшей, почувствовав вдруг, что она и впрямь стала смелее и увереннее. «Пусть только сунется!» — думала она и сжимала кулаки.
Неожиданно днём, когда дверь в кибитку была открытой, Хамза переступил порог перед изумлённой Янгыл, которая занималась по хозяйству и даже не слышала приближающихся шагов.