“Мне крышка, — пронеслось в голове. Сейчас он возьмёт её под белы рученьки и вышвырнет из дома так, что она упадёт прямо на асфальт. Расцарапанные колени и ладони — самая маленькая плата, которую он только и сможет потребовать. Тут же в голову пришла новая мысль: — Он ничего не сделает в присутствии жены. Бояться нечего”.
Но она боялась. Боялась того, что он унизит её, что расскажет Ксении о её прошлом. Если ещё не рассказал. Что её репутация, которую она создавала ежедневными, еженощными усилиями, будет испорчена. Все будут презирать её — и это ещё не самое страшное. Никто не захочет видеть её в собственном доме. Ни один человек в мире не отважиться отведать приготовленное её руками. Им с Маськой придётся убраться из этого города, начать всё заново. Сможет ли она восстановить своё доброе имя? Почему сейчас, сегодня, когда жизнь вроде бы стала налаживаться, она должна была встретить его?
Леське безумно захотелось юркнуть в какую-нибудь маленькую норку, просочиться под полом и бежать со всех ног. Бежать, не останавливаясь, пока в горле не образуется сухая пустыня, а подошвы ног не сотрутся в кровь. Тогда ей не будет нужды держать ответ, она сможет упасть и долго-долго лежать, жалея себя. Она сможет закрыть глаза и снова и снова прокручивать эту короткую встречу в голове, как сотни раз прокручивала те первые встречи.
Прошлое преследовало её в снах, в коротких мучительных тенях воспоминаний, которые посещают человека перед рассветом. Фёдор и его отец,… комната, полная книг,… цветы на балконе, жаркий полдень,… скейт в загорелых руках... осторожные взгляды…
Пережитое временами врывалось в её усталый мозг, когда она без сил падала на кровать после пятнадцати часов на ногах. Оно никогда не отпускало её, а сегодня постучалось в дверь. Даже больше. Сегодня минувшее без предупреждения распахнуло калитку в настоящее, и две ипостаси столкнулись нос к носу.
А она не была той сильной женщиной, которая без страха могла посмотреть прошлому в глаза. Она не была камнем, и не была борцом сумо. Лицо у Леськи пошло пятнами. Всё, что она смогла из себя выжать — немного приподнять подбородок и упрямо посмотреть в злобный прищур карих глаз.
Вселенная проглотила её.
Как тогда. Она посмотрела в его глаза и больше ни одного парня в упор не видела.
— Пусть она убирается, — Фёдор, вздрогнув, отодвинулся. Отвернулся, выпустив Леську из энергетических тисков.
Как он посмотрел на неё? Как на слизняка, посмевшего заползти на его чистый ботинок. Ни капли, ни частички той доброты и тепла, которые она помнила, которые хранила в своём сердце. Да, она была грязной. Она была отвратительной и лживой. Она участвовала в шантаже и обмане. Она предала не только его. Она предала саму сущность верности и чистоты.
Невидящими глазами Леська обвела комнату. Боль в груди стала нестерпимой. Она даже не могла спросить, не могла крикнуть ему: “Что я сделала?”
Она это прекрасно знала…
Случившееся семь лет назад, снова надвинулось на неё, как чудовищное животное. Оно снова было здесь, снова терзало её внутренности, снова забирало жизнь. Леська отступила, неуверенно шагнув в сторону. Всё кончено.
— Убирается? — Ксения, кажется, пришла не просто в смятение, она была в ужасе. — Во-первых, как ты можешь так говорить? Что за слова? — её лицо исказилось. — А во вторых, ты что, издеваешься? Леся — повар. Если она уйдёт, всё, что я так долго планировала — полетит в тартарары.
— Она уйдёт, и ничего никуда не полетит.
Даже если бы Фёдор не говорил, так уверенно, Леська всё равно бы с ним согласилась. Приготовление еды — не такое уж сложное дело. Несмотря на то, что она несколько лет оттачивала мастерство и тратила на совершенствование массу времени и средств, несмотря на то, что как никто, знала цену хорошему обеду и любила удивлять и радовать своих клиентов, вместе с тем истина оставалась истиной: приготовление еды не такой уж и редкий вид деятельности.
Кто угодно умеет готовить. Вот та женщина, которая ей сегодня открыла дверь, наверняка может состряпать эскалопы и сварганить овощи на гарнир. Официантов можно заказать в любом агентстве, так же, как и десерт. Конечно, хозяйке придётся побегать, чтобы организовать всё день в день, но это уже не Леськины проблемы. Ничего невозможного в этом нет. Не в космос же ей ракету запускать.
Об этом она и сказала Ксении, как только они оказались наедине. Не следовало ей оставаться в доме, с хозяином которого у неё было такое неприятное прошлое. Она развязала фартук, вытащила из кармана визитки и убрала их в сумку.
— Нет, Леся стойте! Не делайте этого, прошу вас! — хозяйка с ужасом расставила ладони, следя за её действиями. — Постойте, прошу вас! Что у вас произошло с моим братом?
4
В стакане лед, в горле дрожит кадык,
В кухне дым, а в коридоре ты.
Поломанные. “Та сторона”
— С вашим братом? — у Леси от удивления и какого-то божественного облегчения сердце трепыхнулось, а потом взмыло из груди к небесам, — Фёдор — Ваш брат?
— Да, — глаза Ксении сверкнули, как будто что-то её позабавило. — Так что произошло? В жизни не видела, чтобы он так злился и вёл себя так грубо с малознакомыми людьми.
— Ну… — Леська потянула ”у” так долго, как только могла. — В общем-то, я другого и не ожидала. Это совершенно…, — “справедливо” никак не хотело покидать языка, поэтому она, скривившись, подобрала не менее подходящее слово: — закономерно. Лучше Вам у него спросить, что произошло, — она снова поморщилась, будто нечаянно коснулась больного зуба языком, — а я пойду.
— Нет, пожалуйста, не делайте этого! Уверена, что Вы не могли ничего натворить. Я сейчас поговорю с ним, а Вы приступайте к работе.
Вот упрямица! Сестра! Не знает же ничего! Ну да ладно! Сейчас она поговорит со своим братом, а Леська тем временем будет готова.
Как только хозяйка покинула кухню, она принялась методично убирать вещи в сумку: любимые ножи и приправы, без которых не ездила ни на один ответственный заказ, колпак, визитки. Как смогла дрожащими руками, сложила фартук и втиснула поверх головного убора.
— Нет! — резкий мужской голос заставил её замереть. Брат с сестрой разговаривали где-то неподалёку. — Ты не знаешь, что произошло! Ты не можешь ей доверять!
Что-то тихим голосом ответила Ксения.
— Не хочу я этого даже вспоминать! Неужели так сложно найти кухарку?
Ну что за слово? Пожалуй, она ненавидела, когда её называли кухаркой, раз в десять больше, чем словом повариха. Кухарка — это такая толстая тётка с немытыми волосами в грязном переднике. С одинаковым остервенением рубящая курицам головы и взбивающая сливки. Женщина, не способная творчески мыслить, которая из раза в раз готовит щи на кислой капусте и мясо по-французски, пахнет пережаренным луком и не меньше других презирает свою работу. В посиделках с товарками она ругает хозяев, в семье — телевизионщиков и детей, с друзьями (если таковые находятся) — пенсионную реформу и систему образования. Больше всего на свете она боится быть выгнанной из приличной семьи и попасть в школьную столовую.
А Леська больше всего боялась превратиться в такую женщину. Именно поэтому она не желала иметь постоянную работу в одном доме. Как только ты попадаешь в болото надёжного заработка — воистину, со временем превращаешься в кухарку. Перестаёшь развиваться. А если ещё и боишься потерять гарантированный доход — прямая дорога в прислугу. Нет уж — кухарка! — ни за что!
Опять пауза — видимо, Ксения объясняла что-то.
— Она обворует тебя!
Леська съёжилась: она не воровка! Это неправда! Она рванулась, готовая защищать себя! Если о ней будут думать, как о воровке, кто захочет пригласить её в дом?
— Ты не помнишь, потому что это случилось в Новороссийске, когда вы как раз уехали в медовый месяц. — Леська замерла. С порога ей отчётливо слышался разговор. — Мы с отцом не очень-то афишировали это происшествие. Гордиться мне, конечно, нечем. Мы познакомились… я с ней познакомился, когда ещё, кажется, с Алиной встречался, ты помнишь?
— Да, конечно! Милая девушка…
Воцарилась тишина, каждый как будто ударился в воспоминания. Леське до зуда в ногах хотелось посмотреть, что там у них происходило. Почему они замолчали?