Демьян пояснил, что длинная часть считается нижней, или черной. Там живет охрана, слуги, находятся хозяйственные и складские помещения. В парадной части дома живут хозяева и принимаются гости; прислуга туда допускается не каждая. Кухня же находится ближе всего к «белой» части, да это и неудивительно — пищу там готовят и на слуг, и на хозяев. Оттого кухарка считается главной в нижней части и командует всей прислугой, кроме горничных. Горничными ведает управляющий, с которым меня обещали познакомить утром.
Сейчас же через широкие двери мы прошли в жарко натопленное помещение, которому мог позавидовать лучший московский ресторан. Здесь воплощалась мечта любого шефа: вдоль стены тянулось несколько метров сложенных из камня печей — пожалуй, это слово подходит к этой конструкции наиболее точно. На них стояли кастрюли и сковородки самых разных размеров. Огромный стол посередине кухни был вымыт до блеска. Выбор ножей и топориков, висящих на крючках вдоль стены, впечатлял так же сильно, как сияющие медными и стальными боками сосуды причудливых форм на полках. Каждая пядь рабочего пространства была использована: вдоль всех стен стояли столы разной высоты или шкафы. На стенах было множество полок. В углу глубокая раковина с медным краном — аллилуйя, здесь есть водопровод!
Над всем этим богатством, уронив голову на лежащие на столе руки, дремала худенькая девочка лет двенадцати.
— Эй, Лиска, — окликнул ее Никита. — Хватит спать! Поесть нам собери, да шевелись!
Девочка вскочила, испуганно вскрикнув и завертев головой, но, увидев знакомые лица, быстро успокоилась.
— Вам бы, Никита Димитриевич, только поесть, — бойко ответила она. — Нет бы что другое сказали!
— Поесть и попить, — согласился парнишка. — И гостью разместить. Это новая кухарка у нас.
Девочка поглядела на меня с опаской, а потом быстро достала из шкафа глубокие тарелки, куда щедро наложила тушеных с мясом овощей.
Овощи были переварены и недосолены, но юноши накинулись на них как саранча. Я же только поковырялась в миске, выбирая куски мяса. Девчушка наблюдала за мной искоса, но молчала.
— Комната кухарки в каком состоянии? — спросил ее Демьян. — Я Грегору говорил, чтобы подготовили.
— Я не знаю, — сказала Лиска. — Моё дело маленькое: следить за огнем и кормить тех, кто ночью приезжает.
— Ну хоть покажи, где комната-то.
— Ой, да что с вами сделаешь, — вздохнула девочка, словно маленькая старушка. — Пойдемте ужо, покажу. Пожитков-то много у вас, лирра?
— Только то, что на мне, — ответила я спокойно.
Скажет ли чего? Промолчала, кивнула только.
Комната, выделенная кухарке, не впечатляла ни размерами, ни обстановкой. Всего-то в ней и помещались кровать, небольшой столик и шкаф, куда я закинула свой узел. Даже нормального окна не было — только слуховое под самым потолком.
— А комната для девочек имеется? — полюбопытствовала я. — Туалет? Уборная? Сортир? Только не говори, что под кроватью ночная ваза!
— Уборная дальше по коридору, — нахмурилась девочка. — Но туда никто не ходит. Горшок-то всяко удобнее. Не нужно бегать никуда.
— А мыться где? — мрачная обреченность звучит в моем голосе. — Тазики?
— Прислуга в бане моется.
Цивилизация, чтоб ее! Водопровод, ага — размечталась, мать!
— Пошли, уборную покажешь.
Туалетная комната меня скорее порадовала, чем огорчила. Здесь в буквальном смысле пахло фиалками: в комнатушке был шкафчик, на полках которого лежали бруски фиолетового мыла. В Москве такие штуки были очень популярны — как-никак, ручная работа. Здесь же, поглядите, для слуг бесплатно лежит. Имелась и раковина с медным краном на деревянном столике. Унитаз, правда, от привычного вида отличался. Никаких белых фаянсовых друзей — только дерево, только хардкор. Собственно заместо унитаза был деревянный кубик с дыркой. Очень глубокой дыркой — я заглянула.
— А куда уходит… оно? — дипломатично спросила я. — Выгребная яма?
— Городская канализация, — с жалостью посмотрела на меня Лиска.
Действительно, чего это я!
— А потом? В реку? Как-нибудь очищают… это?
— А я знаю? Я же не льерра. Мое дело маленькое…
— Да-да, я помню, — перебила я. — Дежурство по кухне. Всё, ребенок, иди на пост. Дальше я справлюсь сама.
— Я не ребенок! — страшно оскорбилась Лиска. — Я уже взрослая!
— Для меня ребенок, — вздохнула я. — У меня дочке десять лет было, когда… в общем, десять было.
Девочка закусила губу, но спорить не стала — ушла. Я же схватилась за столик, пошатнувшись. Машка, как так-то! Неужели я тебя больше никогда не увижу? Даже издалека?