В кабинете на потертом диване сидели его финансист Егерь с Французом, на одном колене у которого примостилась Шпанка-Крис и еще парочка низших сынов из Братства, зашедших во время перерыва потереться с боссами сидели с мисками с какой-то бурдой.
— А я бы вот что сделал, — разглагольствовал Француз, — Я бы свой талон на телочку на квартиру променял или лучше на дом хороший. Вот в чистом районе, где сами Неспящие селятся. А женился бы на Шпанке. Хочу по любви…
И Ал крепче прижал к себе вырывающуюся девушку. Все дружно заржали, даже молодняк поддержал, глаза Крис увлажнились, и она обиженно отскочила и отвернулась к окну. Его шутка задела девушку. Мик знал, что Шпанке нравился Ал. Было во Французе что-то такое, что все бабы кипятком писались. Но все вокруг видели, что Ал — это не ее уровень.
— Ну, куда ты, крошка? — потянулся за ней еще неотсмеявшийся Француз.
— Ну, а ты, Егерь, какую себе выбрал бы? — обратился он уже к Киру.
Финансист задумчиво пожевал нижнюю губу:
— Я бы купил дом в хорошем районе и продал бы тебе за талон. А потом взял бы себе двоих.
Парни заулюлюкали и загоготали от восторга.
Конечно, это все эти разговоры были несбыточным хвастовством, потому что никто из парней его Братства не мог всерьез рассчитывать на получение талона на девушку в силу различных генетических аномалий, но потрещать об этом было одной из их излюбленных тем.
Гогот схлопнулся, когда они увидели стоящего в дверях Мика.
— Блядь, кроме меня еще кто-нибудь будет работать?
Шпанку Крис как ветром сдуло. Парни похватали свои миски и тоже поспешили убраться восвояси. Остались только Егерь с Французом.
— Да уж, закончили все на сегодня, — развел руками Ал и в поисках поддержки посмотрел на Егеря.
— Ты сам на взводе и нас тиранишь, — вальяжно констатировал Егерь, — Поешь лучше.
Он пододвинул к главе миску с непонятным варевом. Мик принялся за еду. Он ел не спеша, со вкусом, как будто перед ним стояло что-то вполне съедобное. Напряжение постепенно отпускало его.
Француз уставился в пыльное окно, а Егерь молча ковырял под ногтями длинным острым ножом, с которым никогда не расставался.
— Третий где? — спросил Мик и отодвинул опустевшую тарелку.
— Флойд нам не отчитывается, — небрежно бросил Егерь.
— Мамонт сразу после твоего отъезда сказал что-то на своем, взял ключи от байка и укатил, — пояснил Ал.
Речь Мамонта, или по-настоящему Флойда, никто кроме Мика и разобрать-то не мог. Из-за врожденной мутации тот родился с нестандартной формой языка. Он был раздвоенным, как у варана или ящерицы какой. Парень все понимал, только говорить нормально не мог. Вместо слов из его рта вываливалась каша невразумительных звуков.
Кроме прочего у Флойда обнаружили какую-то особую активность мозга, и до пятнадцати лет парнишка жил в Исследовательском центре Неспящих. Его обследовали, потому что какие-то ученые лбы выдвинули теорию, что мамонтовские отклонения, возможно, подходили бы для ментального общения между подобными ему нелюдями с помощью мозговых сигналов. А когда ни одного похожего не нашли, то выпнули на улицу.
Там его и встретил девятилетний Мик.
Флойд оказался абсолютно неприспособленным к жизни за периметром лабораторных стен, да еще и немой. Мамонт почти подыхал от голода. Он ни к кому не мог прибиться. Ото всюду гоняли, мальчишки задирали. Пару раз он был пойман на воровстве и его здорово проучили за это.
Полудохлый, длинный, как гвардейские башни, расставленные по границе города, с разодранной щекой, таким Мик впервые увидел Флойда. Его мутузили сразу трое ребят, а паренек ожесточенно, молча отбивался и только колючие глаза сверкали огнем ярости. Вдвоем они отогнали тех мальчишек и почти взрослый Флойд, кстати, именно поэтому и Мамонт, привязался к Мику наподобие либо растения вьюна или, говорят, собаки раньше так с людьми жили.
Когда они отдышались, Мик сперва хотел своей дорогой идти. Он тогда уже состоял в Братстве. Кухаркиных сынов еще не существовало, а прибился он к Братству Сиамских гиен, тем самым, которые существуют и поныне. Мик уже возвращался на свое спальное место, чтобы успеть засветло, да тут и наткнулся на драку, которую, как всякий уважающий себя девятилетний мальчик, пропустить не смог.
Следуя в расположение братьев, Мик все время оглядывался, потому что на некотором расстоянии от него за ним по пятам следовал Флойд. Он не приближался ближе десяти шагов, но и не отставал. И ничего не говорил. Мик и кричал на него, и швырялся камнями, а тот долговязый все не отставал.
Так и пришлось тащить его с собой. Мик разделил с ним свою вечернюю пайку, а потом как-то само собой вышло, что поручился за Флойда перед главой Братства.
Мик был и оставался, пожалуй, единственным, кто научился хоть как-то разбирать его речь.
Спали они почти месяц валетом, пока не подвернулся случай, когда Мамонту удалось показать, что и он чего-то стоит. Тогда ему предоставили свое спальное место в Братстве и отмерили свою пайку.
С тех самых пор Мамонт существовал от Мика неотрывно и, когда пришло время, и Мик создал свое Братство, первым поддержал его и ушел вслед за ним.
Флойд периодически куда-то исчезал, иногда на целые сутки или однажды дня на три, но неизменно возвращался и в нужный момент всегда находился рядом. И вот опять, похоже, пропал.
— Кир, когда начнешь собирать отчисления? Сегодня пятнадцатое.
— В этом месяце двадцатого. Люди только начали раскладывать товар в лавках. В прачечной только в конце недели воду подключат, — так же флегматично отозвался Егерь, рассматривая в лезвии ножа свое отражение.
— А у нас, когда платеж? — вскинулся на него Мик.
Они так напряженно готовились к переселению, столько было поставлено на карту, столько сил было вложено, его, Мика сил и его парней из братства, а главное — денег. Денег, взятых взаймы под немыслимые проценты, которые еще стоило отдавать.
А теперь этот странный русский вальяжно сидел в его кабинете и преспокойненько чистил свои ногти. Но Мик знал, как молниеносно растворяется это внешнее равновесие, и как в одночасье прорываются вспышки холодной беспочвенной ярости, и проступает необузданный нрав Кира. Если б не способность Егеря делить и умножать в голове четырехзначные числа и считать деньги как банкомат, то его призванием стала бы должность чистильщика сынов, а так стал финансистом.
Они бы еще долго разговаривали про деньги, но дверь в комнату отворилась, и в помещение просунулась маленькая женская головка, в которой Мик в тут же опознал утреннюю переселенку. Девица выглядывала из-за двери, улыбаясь одними губами и хлопая прозрачными голубыми глазами, и сделала шаг в помещение. Внутри Мика поднялось какое-то темное чувство, и опять что-то неприятно кольнуло в груди.
А она встала посреди комнаты и переминалась с ноги на ногу, будто кто-то выкачал разом из нее всю решимость. Мик продолжал недовольно буравить ее взглядом.
— Могу чем-то помочь? — прервал молчание Ал.
Она еще немного потопталась, обводя глазами кабинет. Мик почти впитывал волны ее разочарования. Она, видно, собиралась переговорить с Алом наедине и теперь смущалась говорить при посторонних. Девушка глубоко вздохнула, как будто, наконец, решаясь:
— Вы сказали, что при первой возможности дадите мне другую комнату. Так нет ли возможности переселить меня прямо сегодня?
— Какие-то проблемы? — и Француз бросил мимолетный многозначительный взгляд на Мика. «А я говорил!» — как бы выражал этот взгляд.
— Нет. То есть да. Комната ужасна, правда. — Она как будто извинялась за эту правду. Забавная. — Вода только холодная, тонкой струйкой. Одна стена полностью в плесени, вторая вообще в земле. И даже окна нет. Я не представляю, как можно в таких условиях жить.