У чукчей и коряков существовали деревянные фетиши, изображавшие женщину; в их обязанности входило охранять семейное благополучие, оленьи стада (то есть главный источник существования и пропитания). Алтайцы изготавливали тряпичные куклы, называемые «бабушка», которые передавались по наследству по женской линии[40]. Обские угры изготавливали особые куколки на всех этапах жизни женщины от рождения до смерти. Обращает особое внимание тот факт, что куклы эти не имели лица (как и палеолитические Венеры), чтобы в них не вселились «духи»[41].
Известно о существовании каменных амулетов у коряков, которые назывались весьма характерно — аняпэль, что буквально означает «маленькая бабушка». С помощью аняпэль, подвешивая его особым образом, гадали при наречении имени новорожденному. После гадания амулет «кормили», смазывая жиром оленя, и украшали бусинами[42].
На местах святилищ нередко встречаются деревянные идолы, часто они воплощают дух хозяйки места. Так, хорошо известно изображение Духа хозяйки полуострова Ямал.
Палеолитические Венеры — женщины с ярко выраженными, подчеркнутыми женскими формами, находившиеся обычно рядом с очагом или в закутке для хранения предметов первой необходимости (вряд ли в первобытных жилищах хранили в специальных углублениях что-то, кроме самого важного), скорее всего, являлись покровительницами домашнего хозяйства, которое уже в тот период стало прерогативой женщины. Дух хозяйки дома в первую очередь отвечал за приготовление пищи и все, что с этим связано, в том числе и за очаг, важнейший инструмент приготовления пищи. Еда была главной ценностью в то время, чудом и таинством, ее приготовление — само по себе магическим обрядом. Добытая или сохраненная с величайшим трудом, но испорченная в процессе приготовления пища становилась несчастьем для семьи. Неудивительно, что женщина, занимавшаяся стряпней, нуждалась в «поддержке» магических сил не меньше, чем мужчины, занимавшиеся охотой. Это покровительство ей оказывала маленькая «хозяйка», бывшая всегда рядом. Может быть, именно поэтому ее в некоторых случаях носили на шее в качестве амулета, а то, что она была подвешена за ноги, то есть висела вниз головой, — факт, смущающий многих исследователей неуважением к «великой богине», — позволяло «общаться» с ней: приподняв ее и глядя ей в «лицо», можно было с ней «советоваться». Не говоря уже о том, что пробивать дырку в голове было бы еще большим неуважением.
Позднее, когда приготовление и разнообразие пищи становится делом более обыденным, такие фигурки теряют свое былое значение. Археологические данные более позднего времени, эпохи неолита и энеолита, подтверждают это. Известно немало находок женских статуэток, однако они менее выразительны, более схематичны, их роль уже более обыденная. Позже они трансформируются в «болванчиков», «кукол», «бабушек», начинается дробление функций, хотя многое и сохраняется, пусть и в новых формах. Отмечу также, что, возможно, и такое странное суеверие, как «куриный бог», то есть камешек с дыркой, который некоторые и по сей день, пусть и в шутку, вешают на шею, тайно надеясь на удачу и везение во всех делах, является отголоском старинной традиции носить с собой «хранительницу».
Хозяйка дома и очага в поздних верованиях предстает в образе старухи, что еще важнее — «бабушки». Кто, как не старшее поколение женщин, является хранителем хозяйственного опыта поколений, кто, как не бабушка, учит подрастающее поколение искусству приготовления пищи? Все эти деревянные, кожаные и тряпичные куклы у разных народов всегда находятся во владении женщин, именно им они помогают в непростом деле ведения хозяйства, готовки, кормления семьи.
Саму «хозяйку» обязательно кормят, за это она кормит остальных духов-покровителей людей (кормление — главная функция хозяйки), а также следит за тем, чтобы людям сопутствовала удача в обеспечении себя едой. Она хранит и поддерживает очаг, оберегает стада оленей, помогает в добыче зверей.
Русские народные сказки также сохранили память о женской помощнице. В сказке «Василиса Прекрасная» купчиха, умирая, дарит дочке куколку и завещает: «…когда приключится какое горе, дай ей поесть и спроси у нее совета». Вскоре помощь понадобилась: злая мачеха взвалила на плечи нелюбимой падчерицы всю домашнюю работу. Хорошо, что у Василисы была ее куколка: «Без этого где бы девочке сладить со всею работою! Зато Василиса сама, бывало, не съест, а уж куколке оставит самый лакомый кусочек, и вечером, когда все улягутся, она запрется в чуланчике, где жила, и потчевает ее, приговаривая: „На, куколка, покушай, моего горя послушай…“ Куколка покушает, да потом даст ей советы и утешает в горе, а наутро всякую работу справляет за Василису; та только отдыхает в холодочке да рвет цветочки… Хорошо было жить ей с куколкой». Куколка, помощница по дому и утешение в беде, помогла Василисе справиться с хозяйством и в доме бабы-яги. Потом Василиса и царевной стала, и мужа, и богатство получила, «а куколку по конец жизни своей всегда носила в кармане».
Сохранился в славянских, в том числе русских, сказках и еще один женский образ — странный, таинственный, противоречивый и вполне первобытный. Речь идет о бабе-яге. Надо отметить, что страшные старухи, живущие в лесу и чаще всего ворующие детей, чтобы их съесть, встречаются и в сказках других стран. Но только славянские сохранили этот образ во всей его яркости и древности.
Начать надо с того, что баба-яга (она же Яга Ягишна, Баба Яга, яга-баба; известна и под другими именами) существо очень многоплановое. Еще В. Пропп отмечал три типа бабы-яги: яга-дарительница, помогающая героям, яга-похитительница, крадущая детей и пытающаяся их изжарить в печи, и яга-воительница, избивающая героев, как правило, своим пестиком[43]. Это только в общих чертах, а так ее функции в сказках гораздо разнообразнее. При всей своей противоречивости (а исследователи неутомимо выдвигают совершенно разные теории относительно сущности и назначения этой старухи) мы знаем о бабе-яге довольно много.
Живет она в избушке на курьих ножках (иногда бараньих, а иногда и оленьих рожках) или «петушьей горляшке»[44]. Иногда эта избушка выглядит устрашающе: «Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная» (104). Но чаще всего это просто избушка на ножке, которая подчиняется магическому заклинанию, известному всем сказочным героям: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а к нам передом». Кстати, охотничьи домики на высоком шесте (очень похожем на ногу) были широко распространены в Сибири и на русском Севере.
Жительница избушки часто имеет подчеркнутые женские формы: «Вошел в избушку Иван гостиный сын, а там лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, титьки через грядку висят» (224). «Яга Ягишна, Овдотья Кузьминишна, нос в потолок, титьки через порог…»[45]. Сразу обратим внимание, речь идет именно о грудях, то есть подчеркивается кормящий, а не детородный орган.
Магические возможности бабы-яги разнообразны. Она владеет разными волшебными предметами: клубочком, указывающим дорогу, богатырским конем, которому не страшен ни огонь, ни вода, мечом, не знающим поражения, золотыми молодильными яблоками, сапогами-скороходами, ковром-самолетом, Моголь-птицей, которая может доставить героя в любое место, живой и мертвой водой. Она хранительница волшебного огня, который может сжечь злую мачеху и принести счастье Василисе. Она всегда знает, где найти украденную героиню, как к ней добраться и как ее отвоевать у врагов, которые, кстати, часто являются ее же родственниками. Она своего рода посредник между миром простых людей и иным, сказочным.
40
Токарев С. А. К вопросу о значении женских изображений эпохи палеолита, «Советская археология», 1961, № 2. С. 556.
41
Золотарева Н. В. Антропоморфизация в традиционной культуре обских угров. Вестник Томского университета. Культурология и искусствоведение. 2012, № 1 (5). С. 11–17.
44
Великорусские сказки Пермской губернии. Сборник Д. К. Зеленина. М., 1991. С. 60, 61. Даль В. И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., 1996. С. 324.