Более того, часть таких «первобытных следов» дожила и до нашего времени. Так представляется крайне живучим то, что внушает страх, особенно, необъяснимый. И вот современный человек — дитя прогресса и цивилизации, познавший высшую интернет-мудрость, плюет через плечо, рассыпав соль, гоняет черных кошек, стучит по дереву, чтобы не сглазить, и совершает иные странные поступки. Почему? На всякий случай! Кто его знает, что там и как, а лучше не рисковать. Конечно, есть наиболее суеверные народы, изучение их суеверий особенно плодотворно. К их числу, например, относимся и мы, русские.
Многие народы, имеющие долгую и яркую историю — их трудно назвать отсталыми, — сохранили древние традиции. Но может быть, как раз уважение к древности и поддержание старинных традиций являются одним из признаков подлинной цивилизованности? В любом случае человек наиболее консервативен в обрядовой стороне жизни (по сути, те же суеверия) и в вопросах еды (привычка и вкус).
Возьмем, например, современных узбеков и вообще жителей Средней Азии — региона, знаменитого своей богатой историей с древнейших времен. Некоторые исследователи считают, что именно отсюда шло заселение Европы, Сибири и Северной Америки. Культура приема пищи и связанные с нею ритуалы здесь чрезвычайно интересны и наводят на глубокие исторические параллели. Едят узбеки традиционно, как и многие другие восточные народы, сидя на земле, на полу, часто на шкурах. Едят руками, и это не признак варварства, а отражение сакрального отношения к еде, что касается гигиены, то чем собственные руки хуже, например, общепитовских вилок и тарелок? Гостеприимство здесь имеет крайние формы, по отношению и к чужим, и к своим. Еда и питье — не просто насыщение, а проявление уважения, причем взаимного, гостям ставится все самое лучшее, но и гости не могут отказаться. А брачная церемония, во время которой жених обводит невесту трижды вокруг костра, чем не древнейший обряд? Возможно, именно так и заключались первые «браки». Все эти традиции, очевидно, уходят корнями в глубокую древность, и анализ их позволяет восстановить кое-что из начальной истории традиций питания человечества.
2. Человек — животное, научившееся готовить
В отношении первобытных людей существует несколько устойчивых мифов, мешающих пониманию эпохи. Во всяком случае, это касается вопросов, связанных с приготовлением и приемом пищи. Существует некий, если можно так сказать, исторический снобизм. С одной стороны, исследователи пишут о том, что последние 30–40 тысяч лет человек практически не изменился: одинаковые физические данные, включая объем мозга, прослеживаются на протяжении всего периода. И вместе с тем тому, кого в науке называют человеком разумным, приписывают исключительно базовые инстинкты. Желание насытиться, для осуществления которого создавали орудия труда и охотились, желание согреться, для чего сооружались жилища и сшивались шкуры, еще кое-какие желания, ставшие основой общественных отношений. Да, еще страх, породивший магические ритуалы, в конечном счете направленные на реализацию все тех же базовых желаний. Ничего не понимавшие, всего боявшиеся, жившие инстинктом, а не разумом, не имевшие эстетического чувства — такими чаще всего предстают древние люди в исторических описаниях. О том, что они могли знать и уметь что-то лучше современного человека, и говорить не приходится!
Считается, что традиции приема пищи древним человеком сформировались вокруг прагматичного насыщения. Ни вкусовых предпочтений, ни радостей совместного приема пищи, ни разделения на праздничную и повседневную пищу, одна только потребность организма в насыщении и в получении питательных веществ, удовлетворяемая посредством приема того, что было послано судьбой в каждый конкретный день.
В отношении древней кулинарии господствует представление о случайности как преобладающем способе открытий. Случайно обнаружили, что огонь меняет свойство пищи, случайно научились сажать растения, случайно обнаружили способность отдельных продуктов к брожению и так далее. Делаются предположения о том, как случайно попавшие в воду зернышки забродили, кто-то случайно попробовал эту «испорченную» жидкость, захмелел и таким образом открыл пиво. А жареное мясо было открыто на пепелищах лесных пожаров. И прочее…
Английский поэт и публицист начала XIX века Чарльз Лэм в своих знаменитых «Очерках Элии» (1820-е годы) живописует картину случайного открытия способа жарить мясо в древности. Интересно, что некоторые авторы, пишущие об истории кулинарии, приводят его рассказ как вполне возможный вариант реального развития истории, игнорируя тонкую английскую иронию. В «Слове о жареном поросенке» Лэм рассказывает о том, что люди «первые семьдесят тысяч веков своего существования ели мясо сырым, отдирая или откусывая его прямо от животного, как это принято и по сей день в Абиссинии». Ссылаясь на некую китайскую рукопись, он приводит историю сына свинопаса Бо-бо, который баловался с огнем и случайно сжег свое жилище («жалкий шалаш»), в котором находился «великолепный помет недавно опоросившейся свиньи».
«Вы поймете, — продолжает Лэм, — что Бо-бо оцепенел от ужаса не столько из-за сожженного жилища — они с отцом могли выстроить его снова в любое время за час или два при помощи охапки-другой сухих веток, — сколько из-за утраты поросят. Пока он обдумывал, как он будет держать ответ перед родителем, и ломал себе руки над дымящимися остатками одного из этих безвременно погибших страдальцев, ноздри его стал осаждать аромат, подобного которому он еще нигде не обонял. Откуда он мог взяться?… Уже некая влага предвкушения начинала распространяться по его нижней губе. Он не знал, что и думать. Но вот, когда он склонился над поросенком, чтобы ущупать его и проверить, не осталось ли в нем каких-либо признаков жизни, он обжег себе пальцы и желая остудить их, по своей дурацкой повадке приложил их ко рту. Несколько крошек опаленной шкурки пристали к его пальцам, и впервые в своей жизни (да, собственно говоря, и в жизни всего человечества, поскольку это ощущение не было дотоле известно никому) он познакомился со вкусом шкварок! И снова он принялся возиться с поросенком. На этот раз он не так обжегся, но все же продолжал облизывать пальцы как бы по привычке. Истина наконец озарила его медлительный ум: запах исходил от поросенка и у поросенка был этот восхитительный вкус. Всецело отдавшись новооткрытому наслаждению, он бросился отдирать куски поджаренной шкурки с приставшим к ней мясом и самым зверским образом запихивать их себе целыми пригоршнями в рот, но в это время на курящемся пожарище появился его родитель, вооруженный жезлом возмездия, и, одним взглядом оценив положение вещей, принялся осыпать плечи напроказившего юнца частыми, как град, ударами. Бо-бо обращал на них не больше внимания, как если бы то были мухи. Острое наслаждение, разливавшееся по нижележащим областям его существа, делало его совершенно нечувствительным ко всем неудобствам, которые он мог испытывать в тех отдаленных участках. Как ни усердствовал отец, ему никак не удавалось отбить сына от лакомого блюда, пока тот почти не прикончил поросенка…
С такой вот неприметной постепенностью, — заключает манускрипт, — самые полезные и, казалось бы, несложные познания проникают в человеческий обиход».
Заключая всю историю шуткой (вдруг кто примет ее всерьез), Лэм пишет: «Не слишком доверяя приведенному источнику, мы все же должны признать, что, если вообще достижение какой-либо кулинарной цели считать достаточным основанием для столь опасного эксперимента, как поджигание дома (особливо в наши дни), единственным достойным поводом и извинением для такой операции может служить только одна вещь во всей гастрономии — жареный поросенок»[7].
Чаще всего в научной литературе складывается весьма примитивная картина первобытной жизни — жизни, лишенной чувств и радостей, прагматичной, направленной исключительно на утилитарные цели и ко всему прочему лишенной всякого воображения. Вместе с тем совершенно очевидно, что, живя в окружении дикой природы, являясь частью ее, древние люди должны были знать и уметь что-то лучше, чем мы, дети цивилизации. Это касается хотя бы свойств трав и растений, повадок животных, изменений в погоде, связи между явлениями природы, которую мы сейчас не можем даже представить себе. Очевидно, что большинство их «случайных» открытий были, должны были быть результатом труда, мысли, наблюдений, экспериментов. Чувство прекрасного сопровождало человека разумного с самого начала его существования, чему есть и прямые свидетельства в виде найденных украшений, которые отнюдь не всегда были оберегами или иными магическими предметами, наскальных рисунков, которые могли иметь и эстетическое значение, а не только утилитарное, связанное с охотой и добычей. Интересно, что найденные на палеолитической стоянке Мальта (Иркутская область) женские статуэтки все имели различные и, в общем, красивые прически!