Он молчал, не в силах разобраться тут со своими членами, не то, что исходило снаружи.
- Зайдешь сейчас? – спросила она, чувствуя, что теряет парня, как физическое тело.
Он откашлялся.
"Вот-вот, приходи в себя!"
Как забавно все-таки колотится сердце, и рот пытается говорить сообразно чувствуемому. Это же хорошо.
вот и он теперь неизвестно, что шепчет сам себе. Ему стоит, впрочем, повторить последние свои слова, чтобы прийти окончательно в себя.
- Сейчас? - В его глазах вспыхнуло каскадом, он помялся, медленно выходя из внутренних своих лабиринтов.
"Еще раз повтори, что сказал и осмысли"!
- На всю ночь, – добила Генуя, глядя в играющие зрачки парня. Он сглатывал воздух, поглядывал на нее попеременно, внутренне ища дверь куда бы высунуться.
"В этом месте путанница, но это ненадолго! То, откуда все началось уже позади!" - Решилось в ней.
Генуя смотрела на парня в упор. Ему не было неприятно, потому что еще ничего не было.
«Что его дырявая голова думает? А тут-то действовать надо. Это, кстати, начало другого этапа».
- Я - Он, наконец, собрался, обратился уже больше наружу, то есть к ней, чем к себе, проглотил сухую слюну. - Я зайду.
Он сказал, развернулся и пошел прочь. Она глядела на него во все глаза.
"С ума сошел, парниша".
Эдик остановился, задумался, обернулся.
- Ну? - Спросила Генуя.
Эдик кивнул и, не поднимая головы, поплелся назад, к ней.
6
«Его мысли - мои путешествия! А мне самой что дать? Мало, что есть. Отдать нечего. Разве жалко было бы, если бы я, например, была жива?»
- Все же мне надо кое-что прикупить, - говорила она, шагающему, молчащему рядом с ней Эдику. Он громко хлопал сандалиями по асфальту.
Через полчаса хождения туда-сюда закончились.
Парень сидел у дивана, у ее ног. Он тупо смотрел в ее колени.
Вечер сгущался - и не обратно.
В его глазах - готовность идти куда попало. Он готов был умереть в эту предстоящую ночь.
Пускай даже если она, Генуя, недостойного поведения, легкого статута... Зачем-то так скоро она пригласила его к себе домой?
Даже если его ожидания обмануты, и все пойдет не как-то так… Ради этой ночи …
Она приспустила платье с плечика и увидела, как лицо Эдика округлилось словно блин.
"Боже, неужели я должна все это видеть?"
"Вот почему девочки во время секса прикрывают глаза".
Круглое лицо ждало.
Дьявол едва проглядывался сквозь сужавшиеся, наподобие кошки зрачках, этого человека.
«Вот он где посиживает!» - Отметила она.
«Как много проглядываться в этом комплексе любви!»
- Подожди! – сказала она, когда Эдик упал влажными губами на ее колено. Его рот слишком широко раскрылся, захватывая все - запахи, ощущение тонкой кожи.
"Ты меня грызть что ли собрался?" - Она чуть не отскочила от его мелкозубастого рта.
– Погоди! - просила она. - Всего несколько минут внимания.
- А? – Эдик поднялся на ноги, будто ни в чем не бывало, будто ничего не было совсем только что...
Лицо его было багровым, слащавая улыбка расползалась по лоснящейся физиономии то ли в поте, то ли в масле.
"С тобой, мальчик, раньше бывало такое?"
В общем, все пока в норме.
- Слушай. - Она взяла его руку.
Эдик сгустил брови, начал о чем-то думать, но повинуясь, сел.
- Я хочу сказать тебе кое-что. Прежде чем это случиться, понимаешь? Может быть, сейчас это не очень кстати, но я должна тебе сказать, потому что... Да ты, Эдя, слушаешь меня?
Она вытаращила на него, без стеснений, глаза. Он ответственно глядел на нее.
- Дело смерти и жизни, смерти и чести, смерти и ... Ну, понимаешь?
"Что вы хотите от меня, женщина? - Прочитала она в его разочарованно оттаивающих глазах. - Вы меня на секс пригласили или чего я тут делаю?"
- Дело смерти и жизни, смерти и чести, чести и... - Упрямо повторила, несколько меняя слова.
- Так-с. - Вышло из него.
Она кивнула и сказала:
- Ага, наконец!
Он глядел на нее с сожалением? Ждал? Нет. Пожевывал что-то своими дряными щеками.
«Но это уж ни к чему».
- Я знаю, что такое любовь. – Сказала она, невзирая ни на что. - Это контрагент между одинокостью и одиночеством. Одинокость присуща почти мертвому человеку, тому, кого называют инсайдер, отщепенец, отступник, отверженный. Тот, который испытывает свою одинокость абсолютно самостоятельно. Одинокость похожа на аналогичные одинокости мозаично.
Одиночество же – от Бога. Люди рождены одинокими, - заключенными каждый в свою шкуру на 100 лет... - говорила она и смотрела на реакцию парня. Тот мял кулаки, медленно выкручивая их. Ополосаванные они бледными и красными пятнами крутились перед ее глазами.
- Любовь, - говорила она, стараясь отвлечься от кулаков, жеманного поведения парня, - отзывает эти два понятия и распределяет по полкам. Кому, что требуется. Работать, не покладая рук или развлекаться... Насыщенное одинокостью существо теряет любовь окончательно, и...
Эдик затих, перестал мять кулаки, глядел на нее. Генуя едва выдерживала.
"Вот те взгляд так взгляд. Чего тебе?"
Она не могла понять этот не сложный, кажется, взгляд. И читалось в нем только жалостливость.
- Одиночество от Бога… - Пробубнила она.
Он не отрывал глаз от нее, не как раньше.
- Я не крещена, ты знаешь? - Вдруг выпалила она.
У Эдика в груди вздохнуло и он без слов поднялся. Она услышала внезапно для себя, то есть абсолютно непредвиденно запах от его мошонки.
- Генуя! - Обратился теперь он к ней так же внезапно. А в лице неподдельная ирония.
Она подумала и решила опередить его:
- Я - не человек. - Сказала.
Эдиковы эмоции не могли выдержать такого переполоха. Нога его сама тронулась к выходу.
"Ограничения, церемонии долой" = Неслось в ее голове.
- А куда ты? - Спросила она на первый случай.
Эдик откашлялся на ходу, пересекая порог коридора.
Она глядела на него и понимала - он хочет ей что-то сказать.
- Ты, нормальная? - Послышалось ей.
Она увидела, как шевелилось его ухо, когда он быстро натягивал на свои паршивые носки коричневые сандалии. А по лицу, с боку было видно, катились изъязвленные неизвестного смысла морщины, будто веником мели рассыпанную кучу лаврового листа на кухонном полу.
Она глядела на него в изумлении. Вот он любил, а вот тебе - нет!
"И, что это за любовь такая?"
- Ты, может быть, книжки пишешь, сочиняешь или рисуешь? У тебя такие слова...
Он поднялся с обновившимися силами.
Его руки, ноги вдруг стали стройнее, крепче, ей казалось. Его до сих пор пахнущие носки с провисшими, как клювами носочками, плотнее уложились к ступням. Шаг тверд, плечи...
- Ты хочешь уйти? - Сказала она, не веря, что говорит это.
Он остановился. Усмехнулся криво, вызывающе.
Из него даже вышел какой-то резкий звук, наглый. Она открыла рот, чтобы сказать ему, еще не зная точно что. Эдик надел второй сандалий и направился к выходу.
Ухо его приподнялось, шевельнулось в прощание ей.
"Вот, чертеныш! Ты решил меня оставить так?"
Она резко поднялась с дивана, который никогда не издавал звука, но теперь свистнул, направилась к комнате с витражным стеклом. Остановилась и посмотрела на Эдика. Тот был в противоположном месте, ковырялся в ручке замка.
- Она заперта изнутри! - предупредила Генуя.
- Так откройте же мне ее! - Сказал Эдик, не оборачиваясь, разговаривая будто с дверью. И только по тому, как взмыла его голова кверху, было видно, что он внимательно общается именно с Генуей.
- Может ты посмотришь на меня? - Попросила она, держась за керамический кругляк-ручки СЕКРЕТНОЙ КОМНАТЫ.
- Зачем это? - неоднозначно, многоголосно и неоднотонно произошло из него.
- Ну! - Потребовала девушка.
Он обернулся вполовину. Шея его сморщилась. Глядел ничтожно, видя ее лишь краем глаза.
"Ты со мной так?!" - Думала она, и произнесла главное:
- Я – не человек. Я – выдумка.
На пороге, у самых ног парня чем-то заскрипело. Он еще раз настойчиво дернул крохотный пельмень-ручку на выходной двери.
«Она все-таки гениальна», - прочла девушка мысль парня, у которого такой мыли не то что не было...
Он бесполезно дергал ручку, готовый расцеловать эту дверь только, чтобы она его выпустила.
- Может, откроешь? - Просил он, все так же, не глядя на Геную.
она чувствовала себя какой-то Медузой и ожидала благоприятный момент, как заставить парня просто оглянуться.
............................