Он был марксистом, как раз таким человеком, которого гунь-гунь возненавидел бы всей душой. Новая тетушка говорит, что все о нем знает, потому что после маминого ухода перерыла ее вещи и нашла вырезку из газеты со статьей о студенте-революционере по имени Лу. Должно быть, том самом, которого любила мама. Иначе зачем бы ей хранить эту статью?
Статья, по словам Новой тетушки, была очень плохо написана. Сплошная патетика. Горстка сомнительных фактов, остальное — вода да старый рис. Если обобщить, в статье в стиле старой героической сказки и в весьма романтическом духе говорилось следующее.
Лу родился в Шандуне, провинции к северу от Шанхая, славящейся своими морепродуктами. Сын рыбака мог рассчитывать лишь на наследство из дыр в сетях, которые его отец чинил каждый день. У него не было ни образования, ни денег, ни шанса изменить свою жизнь. Впрочем, так жило большинство, за исключением ученых, иностранцев и мздоимцев.
Но однажды пришел к Лу добрый марксист и показал листовку.
— Товарищ, ты можешь прочитать ее мне? — спросил человек с листовкой.
И сын рыбака ответил:
— Прости, но я родился глупцом.
Тогда человек спросил снова:
— Товарищ, а что ты скажешь, если я научу тебя, как прочесть эту листовку и все, что захочешь, всего за десять дней? Приходи на наше собрание.
Этот человек рассказал Лу о новом методе обучения рабочих и крестьян, созданном для того, чтобы они смогли сбросить рабские оковы. Он назвался «Тысяча иероглифов за десять дней».
На собрании марксисты сказали, что тот, кто старателен и прилежен, сумеет научиться читать и писать сотню иероглифов в день, тысячу иероглифов за десять дней. И очень скоро сможет читать простые газетные статьи, писать письма, вести свой собственный бизнес и улучшить тяжелую жизнь, уготованную ему!
Когда они предложили Лу присоединиться, он ответил:
— У меня есть только две вещи в избытке: это тяжелый труд и неудачи.
Итак, сын рыбака начал трудиться и менять свою судьбу. Однако не остановился на одной тысяче иероглифов. Он продолжал учиться дальше, потому что был прилежен и настойчив. Он выучил две тысячи иероглифов, потом четыре, потом десять. Он учился и учился, пока не сумел сдать экзамены и поступить в университет Фудань. И в благодарность за эту возможность он поклялся, что однажды напишет о всех тяготах и невзгодах рабочих и крестьян, станет их голосом, расскажет их историю и покажет им, что они тоже способны изменить свою судьбу. И в этом деле им помогут революционные идеи!
Так что теперь ты понимаешь, почему Новая тетушка говорила, что мама поломала себе жизнь в погоне за романтикой. Как могла мама не влюбиться в такого мужчину?
Мне кажется, этот Лу тоже был красавцем. Может даже, с теми же чертами, что нравились моей матери в самой себе: большими глазами, светлой кожей, лицом, не слишком широким и не слишком узким, маленьким ртом и абсолютно черными волосами. И наверняка он придерживался передовых идей не только в образовании, потому что сделал маме предложение, не дожидаясь разрешения и не прибегая к услугам посредников. В каком, должно быть, восторге пребывала мама: революционная свадьба! Она немедленно согласилась и отправилась домой, чтобы рассказать своей матери о своем решении.
Ха-бу раскричалась:
— Как тебе только в голову такое пришло?! Да как ты вообще могла заговорить с таким мужчиной! Вот что творится, когда в стране нет императора!
И тогда мама пригрозила наглотаться золота, если ей не позволят выйти замуж за Лу. Она даже растворила в тот же день половину золотого браслета, чтобы показать, насколько серьезно настроена.
— Половину браслета! — любила приговаривать Новая тетушка, рассказывая эту часть истории. — Вот до чего она была упрямая!
Конечно же, мама не глотала браслет, иначе бы она умерла. Она только сделала вид, что проглотила. Нарисовала на губе золотую каплю, легла на кровать и замерла. Ха-бу бросилась к семейному алтарю, встала на колени и начала молиться перед урной с прахом мужа. Она просила прощения за то, что толкнула дочь к такому плохому поступку. И пока молилась, ей показалось, что она слышит голос мужа: «Сходи, повидайся с моим старым другом, Цзян Сяо-йен».
Вот ха-бу и пошла. И рассказала Цзяну о маме, о том, как испортился ее характер, как она грозит себя убить ради любви к революционеру! А потом спросила у старого друга гунь-гуня совета.
В тот день ха-бу и Цзян Сяо-йен заключили соглашение. Цзян согласился взять к себе непослушную дочь друга и сделать ее своей второй женой.
Когда я думаю об этом, то всегда задаю себе вопрос: почему же ха-бу не возразила? Почему не сказала: «Второй женой? Почему не первой?» Первой ведь уже не было в живых.
Но, возможно, бабушка радовалась тому, что решилась ее самая большая проблема. В общем, она согласилась на все условия. Вот так у Цзяна появилась красавица вторая жена, не рабыня и не дочь нищей семьи, а образованная девушка из некогда уважаемого семейства.
На следующий день мама увидела контракт. Она побежала к Лу и спросила, что ей делать. Может быть, они целовались. Может, даже плакали.
Я все же думаю, что мама была очень романтичной.
И Лу ей, должно быть, сказал:
— Сопротивляйся. Это единственный способ положить конец старой традиции заключения браков.
А потом наверняка поведал о юной бунтарке — прекрасной деревенской девушке. Ей велели выйти замуж за старика, которого она даже не знала. Она заявила родне: «Я хочу сама выбрать себе мужа, или вообще не пойду замуж». Отец так сильно на нее разозлился, что запер в сарае со свиньями. Каждый день она кричала, что не пойдет замуж за старика. И кричала так до самого дня своей свадьбы. Из сарая она вышла очень тихой и очень грязной, что понятно.
Ее мать и тетушки вымыли ее, нарядили, а потом усадили в свадебные носилки и заперли там. Они наняли шестерых мужчин, чтобы те донесли носилки из дома родителей прямо в дом того старика, который жил от них через деревню. Когда они прибыли на место, многие уже праздновали: играла громкая музыка, подавали хорошую еду. Люди смеялись и выкрикивали пожелания счастья. Потом они открыли носилки и стали звать невесту: «Выходи! Добро пожаловать!»
Ай-ай! Но невеста была мертва! Она повесилась на собственных волосах, привязанных к потолку повозки.
— Ты тоже должна сопротивляться, — говорил Лу маме. — Не просто ради любви, а ради своей страны.
Моя мать только и могла думать, что о бедняжке, повесившейся на собственных волосах. Она думала, что именно это имел в виду Лу под «сопротивлением». Она пошла домой, размышляя, хватит ли ей сил противиться судьбе и отваги, чтобы умереть ради любви. Через два дня мама покинула родной дом и стала второй женой Цзяна.
Да-да, она вышла за того человека, Цзяна, моего отца и твоего дедушку, состарившегося еще до моего рождения.
Мама узнала, что у него уже есть третья, четвертая и пятая жены. Слуги рассказали ей, что первая умерла от туберкулеза, а вторая покончила с собой, когда Цзян отказался повысить ее до положения первой. И теперь все говорили, что мама заменила мертвую вторую жену.
Вот так она и стала «дважды второй», и, хотя другие жены не рвались на ее несчастливое место, они ей очень завидовали. Они делали ее жизнь невыносимой просто из-за того, что она занимала высшее положение. Они твердили ей:
— Подумаешь! На самом-то деле ты дважды вторая, ты даже наполовину не так важна, как настоящая вторая жена!
Иногда мне кажется, что маму изгнали именно эти жены. Они мучили ее, жалуясь отцу каждый раз, когда она заказывала себе особый сорт лапши, издевались над ее любовью к модной французской обуви и дразнили за то, что она читает газеты, а они не умели читать. А еще они завидовали ее черным волосам, уверяя, что отец женился на ней только ради них. Наверное, именно поэтому она и остриглась — чтобы эти жены передрались из-за ее волос.