Но однажды все изменилось. Это произошло, когда мне исполнилось восемнадцать, во время Малого празднования Нового года[4], перед началом Больших празднований, когда все становятся на год старше. Возможно, по западному календарю это был 1937 год, перед началом войны.
Новый год — время, когда каждый может изменить свою судьбу. У нас не было Кухонного бога, как у тетушки Ду. Хотя мы и жили в деревне, но не слишком строго следовали традициям. Правда, я не помню, может, у слуг такие алтари и были. Но мы просили — и в шутку, и всерьез — везения на следующий год другими способами. В тот день я тоже мечтала о лучшей жизни.
Ну, что значит «лучшей»… Я не мечтала выиграть миллион долларов, как вы с вашей лотереей. Я просто глубоко в сердце надеялась, что в моей жизни что-нибудь изменится. Может быть, мне хотелось избавиться от одиночества. Наверное, и поэтому тоже все пошло так, как пошло, когда я встретила Вэнь Фу.
Мы праздновали Новый год совсем не так, как вы празднуете его здесь, в Штатах. Парады, шутихи, монетки на удачу для детей, развлечения, сплошные развлечения, — но для нас это была еще и пора размышлений. По нашим традициям, наступающий Новый год не должен застать в доме ни пылинки старого, прошедшего года, ни копейки долгов. Три дня с уст не должно слетать ни одного бранного слова — за это я особенно любила Новый год, потому что Старая тетушка не ругалась, что бы я ни делала. Но до или после этих трех дней — совершенно другое дело. Ты бы слышала ее крики!
Стоило солнцу встать в холодное утро последнего дня года, как до нас с Пинат донеслись тетушкины распоряжения слугам. Вымой это, вычисти то, не так, вот этак!
Мы с Пинат спали в одной кровати, но каждая располагала своим одеялом. В отличие от вас, американцев, мы обходились без постельного белья с простынями и пододеяльниками. Все было гораздо проще. Мы заворачивались в свои одеяла, как в теплые коконы.
В то утро кузина натянула одеяло на голову, чтобы поймать сбегающий от нее сон, но тут мы услышали голос Новой тетушки:
— Пинат, лентяйка, ты куда запропастилась?
Видишь, она звала только ее, а не меня. Это не от доброты ко мне, чтобы я могла еще поспать, нет. Она хотела, чтобы ее дочь встала и принялась учиться приводить дом в порядок. Мне, по мнению тетушки, эти навыки, необходимые будущей жене и хозяйке, не требовались. Но я наблюдала и училась сама, без ее указаний.
Я смотрела, как вытряхивают и выбивают особым образом хлопковую набивку одеял, как стирают и отчищают от грязных пятен чехлы. Ножки столов следовало натирать маслом до сияния. В комнатах всю мебель надо было отодвигать от стен, чтобы видеть, где скопилась грязь, пауки сплели паутины и оставили следы мыши. А еще Новая тетушка подавала нам пример того, как надо распекать слуг:
— Ты сказала, что здесь уже чисто, тогда почему тут грязно?
А потом я наблюдала за Старой тетушкой на кухне. Она велела поварам нарезать больше мяса и овощей, потом проверила все домашние запасы. Приподняла крышки на кувшинах с арахисовым маслом, соевым соусом и уксусом и принюхивалась ко всему по очереди. Пересчитала рыб, плавающих в деревянной кадке, уток и цыплят во дворе. Потыкала в липкие колобки из риса, наполненные финиковой пастой, чтобы выяснить, достаточно ли их подержали на пару. Отругала одну помощницу кухарки за то, что та плохо сняла жир с куриного бульона, другую — за то, что неправильно нарезала кальмара:
— Бестолковая девчонка! Он должен сворачиваться в мячик после того, как ты бросаешь его в воду, а не до! Ты превратила его в ветошь! Это к несчастью!
Я старательно запоминала все эти уроки на будущее. И очень старалась передать их тебе, но ты никогда не слушала. Ты говорила: «Скучно. Слишком хлопотно. Я лучше пойду и съем гамбургер в “Макдоналдсе”».
Да, да, ты это говорила! Видишь, как я жадно всему училась? Я с самого детства знала, что все должно выглядеть хорошо, быть вкусным и служить на благо. Тогда все вокруг тебя прослужит долго, удовлетворит твой аппетит и наполнит твою память на долгие годы.
Что же еще происходило в тот день? Ах да, работали не только слуги: каждый из нас получил свое задание. Мне полагалось разобрать одежду всей семьи. Целую неделю я этим занималась: перебирала, зашивала и штопала дырки, подвязывала распустившиеся нитки, убирала все признаки «неудачи», трещащего по швам благополучия. И в то утро я очень торопилась все доделать, чтобы мы с Пинат могли пойти на рынок.
Накануне Новая тетушка дала нам денег на подарки, которые продавались на специальных прилавках. Мне она денег не доверила, всё отсчитала в ладонь дочери, хотя я была на год старше. Подразумевалось, что Пинат со мной поделится. Но я слишком хорошо знала, чем кончится дело: кузина либо быстро спустит всё на свои желания, либо будет цепко держать деньги в своей руке, пока я не опозорюсь толстыми намеками.
— Вы обе, поскорее заканчивайте с делами и отправляйтесь, — сказала тетушка. — Но помните: даже балуя себя, будьте бережливы! — Это означало, что мы должны торговаться и сбивать цену. — И не позволяйте братьям есть слишком много сладкого. — А это означало, что нам надо взять с собой Маленького Гуна и Маленького Гао, которым сравнялось десять и одиннадцать.
С охапкой вещей я вышла во двор, надеясь посидеть на скамейке и помечтать в тишине, но увидела на лужайке Лао Гу, старшего слугу. Он объяснял подчиненным, что из утвари нуждается в починке, и указал на темный плетень, окружавший наш дом, как большое решето для жарки в масле. Один из работников качал головой, сунув руку в дыру, которую Маленький Гун проделал две недели назад, катаясь на своем новом велосипеде.
Лао Гу стал показывать на разные части дома:
— По Старому Востоку надо исправить это. По Новому Западу — вот это.
Он так называл две половины нашего дома.
В Старом Востоке все жили, спали и готовили, рождались дети и умирали старики. У этого большого одноэтажного здания в китайском стиле имелся собственный квадратный дворик, куда были обращены все двери и окна. Самые важные помещения выходили окнами на восток: кухня с одной стороны, дядюшкина спальня и гостиная — с другой.
Новый Запад достроили позже, около пятидесяти лет спустя, когда семья разбогатела на западных деньгах, торгуя шелковой нитью на бархат, гардины и ковры. В полном соответствии со своим именем здание — двухэтажное, с тремя трубами, торчащими из крыши, — смотрело на запад. По словам Старой тетушки, его построили по образу и подобию одного шикарного английского особняка. Но с каждым годом к фасаду что-нибудь пристраивалось, и со временем все самое красивое оказалось закрыто, поэтому Новый Запад стал напоминать старое крестьянское жилище.
Именно туда я и отправилась — вверх по деревянным ступеням крыльца, на террасу, надеясь найти там тихое местечко. Дядюшка пристроил террасу около десяти лет назад. На следующее лето Старая тетушка зашила ее сеткой, чтобы защититься от насекомых. Несмотря на это, некоторым все равно удавалось пробраться в дом, но там их резво настигала тетушка, вооруженная тапком. Поэтому сейчас сетку украшали высохшие останки комаров и стрекоз, трепещущих прозрачными крыльями. Все было трачено ржавчиной, входная дверь сильно скрипела: «И-и! И-и!» Мне показалось, что я попала внутрь большой ловушки для сверчков. Не самое лучшее место для размышлений о будущем.
Поэтому я ушла с террасы в оранжерею, мое тайное укрытие, где пряталась все детство. Предварительно я заглянула туда, чтобы убедиться, что там никого нет Окошко я протирала осторожно, словно касаясь века спящего ребенка. Внутри было пусто, как и много лет до этого дня.
Сначала дядюшка пристроил оранжерею к южной стене Нового Запада, куда падало больше всего солнечного света. Она напоминала выдвинутый ящик, который так и бросили открытым. Некогда дядюшка хвалился, что оранжерея — «хобби» британских джентльменов, которые выращивают розы, орхидеи, роскошные и бесполезные, к тому же очень недолговечные растения. Он всегда использовал английское слово «хобби», ведь в китайском языке не существует обозначения того, чем занимаются ради того, чтобы убить время и потратить деньги. Не знаю, почему дядюшка решил подражать в этом иностранцам. Можно подумать, все западное было хорошим, а все китайское — плохим! Каждый год дядюшка находил себе новое хобби, и Старая тетушка кричала на него, называя хобби ха пи — «пускать кишечные газы», чем подчеркивала, что считает затеи мужа бессмысленными.
4
23-е или 24-е число двенадцатого месяца по лунному календарю называют Малым Новым годом (Сяонянь), или Днем жертвоприношений Богу очага.