Когда уборка заканчивалась, коридорная власть удалялась, гремя пустым ведром. Академик на цыпочках добирался до своего номера и старался как можно быстрее юркнуть за дверь.
Но в остальном жизнь была вполне сносной. (В буфете, к примеру, всегда продавалась сметана, а изредка даже и вполне приличная колбаса.) Однако никакие бытовые удобства не радовали академика, потому что мысли о будущем ежечасно терзали его душу. Все попытки дозвониться до высокого начальства и как-то прояснить это будущее кончались безрезультатно. Каждый раз либо начальства не было на месте, либо ему отвечали, что оно - начальство - "на минуточку вышло и будет неизвестно когда". В общем-то, все это было в порядке вещей. Но постоянное ожидание и неопределенность сильно измотали его.
Наконец однажды, набрав выученный наизусть номер, он услышал, что его готовы принять. "Завтра, в десять утра", - произнес в трубке голос, показавшийся ему ангельским.
Всю ночь академик проворочался в постели и за час до назначенного срока уже стоял возле массивных дверей, за которыми должна была решиться его судьба.
Накрапывал мелкий дождь. "Хорошая примета", - подумал Иванов-Бермудянский. И в ту же секунду откуда-то сзади к подъезду стремительно подкатили две длинные черные машины. Резко затормозив, они остановились у входа. Дверца одной из машин открылась. Оттуда, пыхтя, выбрался человек, лицо которого академик сразу узнал. Это был Пятый Помощник Третьего Заместителя.
Помощник уже поравнялся со стоящим у дверей охранником, когда академик, сам не ожидая от себя такой прыти, успел протиснуться между ним и дверью.
- Простите, простите, - зачастил он в лицо оторопевшему Помощнику, - я как раз к вам. Извините... Мне назначено. Из Лукичевска я... Иванов, если помните... Насчет аномалий...
Пятый Помощник Третьего Заместителя глянул на него совершенно обалдевшими глазами. Несколько секунд оба молча смотрели друг на друга. Потом Помощник схватил его за рукав и прокричал:
- Вы что, с ума сошли? Какие аномалии? Вы соображаете, что говорите?
Иванов-Бермудянский застыл на месте, лихорадочно пытаясь понять причину такой реакции.
- Да отойдите вы, черт подери! - крикнул Помощник.
- Я... Но, простите... Что же мне делать? - забормотал академик, отпрянув в сторону.
Однако Пятый Помощник уже влетал в услужливо распахнутую дверь. На ходу он обернулся и бросил:
- Да езжайте вы в свой Лукичевск!.. У вас голова есть? Вы понимаете, что сейчас начнется?!
После чего массивные врата захлопнулись за его спиной.
Академик ничего не понял. Он ещё с минуту постоял у подъезда, потом повернулся, отошел на несколько шагов и снова остановился. Происходило что-то необъяснимое. Ему же назначили! В десять часов... Сегодня...
Из окошка стоящей рядом машины высунулась голова шофера.
- Вам не помочь, часом? - обратилась голова к академику.
- Да я, собственно... - произнес Иванов-Бермудянский. - Я, собственно...
- Сердечко, что ль, прихватило? Может, все же помочь? - переспросила голова.
- Нет, нет. Благодарю вас. А вы... вы, простите, не в курсе?.. Что, собственно, произошло?
- Как - что? - Голова повернулась и удивленно посмотрела на него. - Вы что, не слышали?.. Помер.
- Помер?
- Ну! Натурально...
- В каком смысле?
- Что - в каком смысле?.. Я ж говорю - помер.
- Простите. Кто... помер?
- Во дает!.. Предводитель. Кто ж еще?
Академик на секунду остолбенел. Ему показалось, что он ослышался.
- Вы сказали... П р е д в о д и т е л ь?
- Ну! - Голова ещё раз глянула на него и исчезла в окошке машины.
Иванов-Бермудянский почувствовал, что сейчас ему действительно станет плохо. Он сделал ещё шаг и прислонился к стене дома. "Все рухнуло... Все рухнуло! - пронеслось у него в голове - Что ж теперь будет?.. Что делать?.." Он вспомнил слова, брошенные ему Пятым Помощником: "...езжайте вы в свой Лукичевск!.."
Все верно. Все верно! Конечно, в Лукичевск... Здесь ему сейчас нечего делать. И вообще в такие минуты лучше держаться подальше. Лучше уехать. Хотя бы на какое-то время... В Лукичевск. В Лукичевск!
Через три часа Иванов-Бермудянский уже сидел в самолете, катившем по взлетной полосе столичного аэропорта. Прошло несколько минут, самолет поднялся в воздух, и внизу потянулись цепочки игрушечных домиков.
Академик вдруг почему-то вспомнил молчаливого юношу, внимавшего ему в ночной тишине. "Как, бишь, его? - попытался он напрячь память. - Пухтик?.. Кухтик?.."
Самолет ровно гудел моторами над одной шестой частью суши небольшой планеты, вращавшейся вокруг заурядной желтой звезды.
* * *
"Встать!" - услышал Кухтик над самым ухом и мгновенно вскочил. Глаза его открылись и руки автоматически вытянулись по швам.
- Спим? - криво усмехнувшись, спросил замполит.
- Никак нет! - Кухтик ещё шире раскрыл глаза и вытаращился на лейтенанта.
- Значит, нет?.. Ну, тогда расскажите нам, рядовой Кухтик, что говорил Предводитель солдатам на передовой перед боем?
- Он... он говорил... Он сказал... - Серые клеточки в мозгу Кухтика лихорадочно заработали, но работа эта результатов не дала. - Он... сказал...
- Два наряда вне очереди, - тускло произнес маленький злой человек.
- Есть два наряда вне очереди!
Замполит отошел, не удостоив больше его взглядом. Кухтик остался стоять, вытянув руки по швам.
- Так вот... - продолжил свою речь лейтенант, прохаживаясь вдоль стены и не обращая внимания на стоящего Кухтика. - Роль политработников, как мы видим, оказалась решающей в ходе исторического...
Дверь в комнату, где проходили занятия, распахнулась, возникший на пороге человек поманил лейтенанта рукой. Тот прервал фразу и быстро подошел к нему. Человек, одетый в штатское, наклонился к замполиту и что-то прошептал ему на ухо. Лицо лейтенанта вытянулось. Он обернулся.
- Встать! - Голос замполита прозвучал как-то хрипло и одновременно пискляво. - Занятия отменяются. Всем оставаться на месте.
Штатский и лейтенант исчезли за дверью, но через минуту вновь появились на пороге.
- Так... - Лейтенант окинул взглядом своих солдат и указал пальцем на Кухтика. - Вон, этого возьми. Потом - обратно его.
Замполит походил на испуганную обезьянку. Волосы его были всклокочены, глаза съехали к носу...
Шагая через пустой плац вслед за быстро идущим человеком в штатской одежде, Кухтик понял, что они направляются в сторону клуба. Теперь он узнал штатского. Тот заведовал клубом и был якобы отставным полковником. В казарме поговаривали, что когда-то, очень давно, служил он начальником особого отдела. Об отделе этом Кухтик слышал мало, и то, что он слышал, было малоприятным.
Внутри низкого, обшитого досками клуба, в вестибюле на стене висел большой портрет Предводителя. Штатский остановился перед портретом, почесал затылок, оглянулся на Кухтика и сказал:
- Снимай!
- Что? - не понял Кухтик.
- Что, что? Покойничка! - Бывший полковник указал на портрет и посмотрел на рядового Кухтика, как на идиота.
С одной стороны, Кухтик вроде бы не мог ослушаться приказа. С другой стороны, приказ был как бы не совсем приказом, поскольку исходил от человека штатского, пусть и бывшего кем-то там в прошлом. С третьей стороны, на стене висел не чей-то портрет, а портрет самого Предводителя. Главного Начальника партии. Живого Предводителя, за незнание заслуг которого Кухтик только что схлопотал два наряда вне очереди. Штатский же обозвал Предводителя покойничком. И это было уже совсем подозрительно.