Микки перевел дух. Существо вело себя смирно. Он вдохновился.
- Суть перековки и голосиловки, о необходимости которых говорил ещё Автор Идеи, состоит в том, чтобы постоянно перековываться и голосить. Без этого невозможно никакое движение вперед, к цели, которую мы перед собой поставили и которую нам ещё предстоит выбрать, чтобы не сбиться с единственно верного, но пока ещё не известного нам пути. Поэтому цель наша совершенно ясна, и партия должна неуклонно двигаться к ней под руководством самой себя, неуклонно перековываясь и непрерывно голося. Перековка потребует от каждого из нас нового мышления, глубокого осмысления, большого внимания, четкого понимания, резкого возрастания и широкого разрастания...
Пока все шло нормально. Но когда-то надо было и переходить к сути.
- Вопрос в том, все ли из нас готовы к предстоящим трудностям. Все ли осознали необходимость покончить с застоем и взяться за дело? Если же кто-то не найдет в себе силы работать по-новому и не сможет отказаться от прежних порочных методов, тому, боюсь, придется уступить свое место.
Тысяча глаз разом моргнули. Аморфное существо пошевелилось, и что-то заурчало у него внутри.
- В конце концов, мы не можем бесконечно топтаться на месте, заниматься пустой болтовней, хрен знает куда тратить народные деньги и делать всякую фигню, - сказал Микки и оторопел от собственных слов.
Урчание внутри тысячеглазого существа стало громче.
- С теми, кто будет продолжать упорствовать, с теми, кто не сможет или не захочет перековываться, с теми, кто не поймет, что ТАК БОЛЬШЕ ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ, - произнес Первый Демократ свою любимую фразу, - с такими работниками нам придется расстаться.
Зверь в зале издал глухой рык.
- Нет, торопиться, конечно, не следует, - опомнившись, сказал Микки. И вообще, друзья, надо беречь кадры... Но, с другой стороны, нельзя же не признавать, что...
Рычание стало тише, но не прекратилось.
- Нельзя же не признавать, что самое ценное наше достояние - это наша партия. Именно её должны мы беречь больше всего... Другой-то у нас нет...
Существо успокоилось и вновь разлеглось на креслах.
- Мы не позволим подбрасывать нам разные чуждые идеи о каких-то там разных моделях различных разнящихся разностей... Мы будем перековываться неуклонно, неусыпно, неумолимо и непрестанно. Но это вовсе не значит, что мы будем разбазаривать, растранжиривать, растрачивать, раскидывать и разбрасывать наше идейное достояние...
Микки говорил полтора часа. Он умудрялся плести такие извилистые фразы, что ему самому с трудом удавалось из них выпутываться. Он петлял по тексту, как заяц по лесу.
Зверь с тысячью глаз то затихал, то вновь настораживался...
Закончив доклад, Первый Демократ изрядно устал. В зале раздались аплодисменты. Бурными он бы их не назвал.
После короткого перерыва на трибуну вышел один из Местных Партийных Начальников с пачкой бумаг в руке. Разложив их на трибуне, он начал ответную речь.
- С огромным вниманием прослушав исторический доклад, мы все как один глубоко осознали необходимость перековки и... - Начальник посмотрел в бумажку. - И голосиловки... Мы целиком разделяем и полностью поддерживаем новый курс на осознание, ускорение, проникание и углубление... Все, к чему призывает нас партия, под руководством которой мы руководим, руководствуясь её мудрым руководством, будет безусловно выполнено в условиях усложнения условий, обусловивших условия их выполнения...
Начальник говорил два часа. Микки понял, что этот раунд проигран. Он с надеждой посмотрел на Старого Друга. Тот вздохнул, поднялся и пошел к трибуне.
Тридцать минут Старый Друг добросовестно рассказывал залу то, о чем когда-то поведал Первому Демократу. Правда, на сей раз он излагал несколько смягченный вариант. Но это не помогло. К концу его речи зверь в зале пришел в крайнее раздражение.
Затем на трибуне неожиданно оказался редактор одной из наиболее голосильных газет. Десяток таких редакторов Микки пригласил на конференцию в качестве гостей.
- Уважаемые! - сказал голосильный редактор. - Ну на фига же так нервничать? Ну для чего трясти, я извиняюсь, чем-то там? Ведь все равно придется перековываться... Я понимаю, что дело тяжелое. Но о чем говорить, когда нефти все равно нет. Это-то хоть вы понимаете? Кулаками своими по столу вы уже все, что могли, вышибли. Ну, надо же когда-то начинать и головой работать. Ежели кто может, конечно... Я извиняюсь...
В зале началась истерика. Местные Начальники повскакали с мест. Раздались крики. В редактора полетели тухлые яйца и гнилые помидоры. Откуда у них оказалось с собой столько еды, Микки не понимал.
Он встал со своего места и призвал всех к спокойствию. Буйство в зале продолжалось. Он начал стучать ладонью по столу, но и это не помогло. Истерика нарастала. Тухлые яйца с треском разбивались о трибуну. Зал заполнился вонью.
Оставалось последнее средство.
Микки полез во внутренний карман пиджака и вытащил тонкую деревянную дудку с длинным рядом маленьких дырочек. Он выпрямился, поднес инструмент к губам и, поочередно зажимая пальцами дырки, начал играть.
Протяжная, заунывная мелодия полилась в зал. Вопли прекратились. Он поднял трубку повыше и запрокинул голову. Колыбельная песнь заструилась между хрустальными люстрами, растеклась, спустилась вниз и обволокла красные кресла. Лохматое, всклокоченное тысячеглазое существо заурчало, тяжело заворочалось, потом постепенно угомонилось и стихло.
Первый Демократ, не отрывая трубки от губ, сделал знак всем сидящим на сцене. Все поднялись, осторожно отодвинули стулья и на цыпочках потянулись к кулисам.
Из зала слышался многоголосый храп.
Микки прекратил игру, подошел к микрофону и тихо, едва слышно произнес:
- Конференция закрывается.
III
Прошел год.
За это время Микки усвоил три правила.
Первое правило гласило: "Больше демократии!" (Этому его научил Старый Друг.)
Второе правило гласило: "Хорошего помаленьку". (Этому он научился у Лихача.)
Самым же важным было третье правило: "Чаще играй на дудке". (До этого он додумался сам.)
Первый Демократ научился виртуозно играть. В любой нужный момент он мог выдудеть любую нужную мелодию. Что именно он сыграет, не знал никто. Включая его самого.
Отношения между двумя Главными Соратниками Первого Демократа не изменились. Микки по-прежнему ежедневно выслушивал их противоречивые советы. Работать в такой обстановке было трудно, но со временем он приспособился. Иногда приходилось поочередно следовать то одному совету, то другому. Иногда - обоим советам сразу. Но чаще всего он смешивал две разные точки зрения, хорошо взбалтывал эту смесь и вырабатывал таким образом собственное мнение.
Разумеется, Лихач и Старый Друг постоянно жаловались друг на друга. Приходилось успокаивать обоих и заверять каждого в своей полной поддержке. Когда кто-то из них начинал горячиться, Микки доставал заветную дудку и играл колыбельную песню. Общаться с ним во время игры было невозможно. Собеседник либо засыпал, либо, отсидев какое-то время и поняв, что толку не будет, уходил восвояси.
Он с удовольствием избавился бы от одного из Главных Соратников. Но беда в том, что оба они были ему нужны. Не будь одного из них, Микки пришлось бы выбрать что-то определенное. И тут начинались проблемы. Выбрать демократию было заманчиво, но опасно. Отказаться же от неё значило перестать быть Первым Демократом и превратиться в очередного Предводителя. А этого он не хотел. Оставалось крутиться...
Главных Соратников такая жизнь тоже постепенно выматывала.
Первым не выдержал Лихач. Он решил срочно предложить какую-нибудь оригинальную идею, чтобы доказать свою незаменимость и покончить с влиянием соперника. Конечно, самой блестящей была бы идея послать к черту всю перековку вместе с голосиловкой. Но Лихач понимал, что Микки на это не пойдет. Вот если бы он - Лихач - сам мог выступить реформатором и выбить, таким образом, стул из-под Старого Друга... Но никаких реформаторских идей на ум не приходило. С идеями у него вообще было туго. Да и с умом - тоже не очень.