- Ну, как дела? - спросила она, помогая ему выбраться наружу.
- Послушай, - устало сказал Микки, - у нас выпить ничего не найдется?..
* * *
Партийный Сходняк шумел третий час подряд. Во всем, в чем можно было обвинить Первого Демократа, его уже обвинили. Во всем, в чем нельзя, тоже.
Микки глядел в бушующий зал и считал про себя: "Раз, два, три..." Досчитав до тысячи, он начинал сначала. Когда-то же Начальники должны были устать.
Но они не уставали. Трибуна сотрясалась от грохота кулаков...
Микки видел сидящих в зале министров, которых тоже вытащили сюда, чтобы те могли наблюдать показательную порку. Зрелище производило на них сильное впечатление.
Главный Министр тихо скулил в углу. Министр внутренних дел - третий, которого он уже назначал на этот пост, - сидел, подергивая большими ушами, без конца вытирал платком лысину и согласно кивал каждому новому оратору. Фамилия его была Пугач. Сейчас сам он был запуган до полусмерти.
Министр по слежке за жителями - некий Крючок, регулярно писавший доносы на своего предшественника и наконец получивший его место, что-то строчил в блокнотик. Он вытягивал шею, зыркал по сторонам и всем своим видом выражал полное одобрение всего чего угодно.
И только новый министр финансов - толстый, благодушный и вечно пьяненький Павлуха, - как ни в чем не бывало, развалился в кресле, время от времени громко пукал, громко же - на весь зал - извинялся и делал вид, что ни хрена не понимает.
Микки уже дважды приходилось выходить на трибуну и объяснять свое поведение. Он признавал ошибки, осуждал промахи, соглашался с критикой, обещал исправиться и больше всего жалел, что забыл дома свою старую дудку. Впрочем, сейчас она ему вряд ли бы пригодилась. Сходняк жаждал крови.
И тут Первому Демократу неожиданно помог Консенсус, который до того активно поддержал Местных Начальников, выступил с обличительной речью и призвал Микки покаяться. Теперь Консенсус во второй раз попросил слова и напомнил присутствующим, что им предстоит разобраться ещё с одним вопросом, а именно - с поведением Большой Елки.
В ту же секунду Микки оставили в покое. Елка был более лакомым куском. Кроме того, он имел наглость не явиться на открытие сходняка и сообщил по телефону, что задерживается, решая какие-то свои, президентские дела.
Начальники стали судить отступника заочно. Все те же ораторы повторили все те же обвинения, только теперь уже по новому адресу. Они трудились целый час, сменяя друг друга. Когда очередной обвинитель выдохся, на трибуне появился Лихач.
Он начал издалека.
- Друзья! Уже седьмой год страна живет в условиях так называемой перековки. Я вынужден признать, что сам был одним из тех, кто вначале поверил в благие намерения авторов этого начинания и их, с позволения сказать, друзей... - Лихач многозначительно посмотрел в сторону президиума, где рядом с Микки сидел Старый Друг. - И что же мы видим теперь? Борьба за трезвость, друзья мои, единственное наше достижение, и та была искажена, извращена, изменена, измельчена, истолчена, изговня... В общем, лишена своего прогрессивного смысла. Но этого нашим перековщикам и их друзьям показалось мало. Особенно - их друзьям... Они затеяли пагубную игру в так называемую демократию. Что это такое, не было известно никому, кроме их самих и их друзей. Особенно - их друзей... Народ в лице своих начальников решительно отверг чуждое начинание, поддержанное разве что кучкой отщепенцев и их друзьями. Особенно - их друзьями...
Лихач перевел дух. Зал благоговейно молчал.
Неожиданно за спинами сидящих раздался громкий стук. Все обернулись. В проходе у раскрытых дверей стоял Большая Елка.
Седой великан с перебитым носом спокойно прошел между рядами кресел, поднялся на сцену, приблизился к трибуне и остановился возле нее. Лихач попятился, отпрыгнул назад, прошмыгнул за его спиной, споткнулся о ступеньки, скатился вниз и быстро пополз к ближайшему свободному креслу.
- Значит, так, - произнес Елка в полной тишине. - Вы тут можете базлать, коли делать нечего, а у меня - дела. И насчет партии особенно не беспокойтесь. Мне это теперь без надобности. Вот - билетик возьмите.
Большая Елка вынул из кармана партийный билет и положил его на стол президиума.
- Ну, все, ребята. Покедова! - сказал он. - Я работать пошкандыбарил.
Великан протопал по сцене, спустился в зал и пошел обратно к дверям. Проходя мимо съежившегося Лихача, он на секунду остановился и ласково сказал ему:
- А ты, чмо, сиди, не чирикай. Голосишко надорвешь.
Елка фыркнул и двинулся дальше. Двери за его спиной захлопнулись.
Спустя час Первый Демократ сидел в своем кабинете, тупо глядя в окно и прижав ладони к пульсирующим вискам. То, что началось на Толковище после ухода Елки, ему вспоминать не хотелось. До сих пор он только однажды видел такое - когда сам вытащил Елку на заседание Высшего Партийного Органа, где того мордовали столичные начальники под руководством Лихача. Теперь Микки испытал все это на своей шкуре.
Но ему предстояло испытать ещё кое-что.
Первый Демократ тер виски ладонями, пытаясь не смотреть в сторону дверей кабинета. Сейчас они должны были открыться и в них должен был появиться Старый Друг, которого Микки только что вызвал.
Он не испытывал желания кого-то вызывать и вообще кого-либо видеть. Но желание его не имело значения. Его обязали вызвать.
Старый Друг вошел и остановился на пороге.
- Вот... - сказал Микки и замолчал.
Никакой реакции не последовало.
- Вот, значит. Такие вот дела...
Старый Друг не хотел ему помогать. А мог бы и помочь. По старой дружбе.
- Ну, в общем, сам знаешь... Надо тебе... того... на время... пока не уляжется... Понимаешь?
Ответа он не дождался.
- Словом, я пока тут один, без тебя... А ты... Ты это... Звони...
Больше говорить было нечего. Старый Друг постоял, потом медленно подошел к столу.
- Хочешь, я скажу тебе кое-что? - спросил он. - Всего три слова?
Микки опустил голову.
Друг наклонился к нему и сказал всего три слова. В последнем слове было всего три буквы.
- Зря ты так, - сказал Старый Друг...
* * *
Друг Беня записался на прием к другу Кириллу.
Друг Кирилл, несмотря на занятость, принял друга Беню.
- Здравствуй, - сказал Беня, войдя в кабинет Председателя Народного Совета города Лукичевска.
- Бенька! Охламон! Это ты? - Кирилл поднялся, обогнул председательский стол и подошел к нему. - Объявился!
- Объявился, - сказал Беня.
- Ну что? Поцелуемся, что ли?
- Я вообще-то не Предводитель... Но давай поцелуемся.
Они обнялись, потом сели рядом у длинного стола, примыкавшего к председательскому.
- Чаю хочешь? - спросил Кирилл.
- А у вас тут и чай дают?
- Дают, дают.
Председатель Совета вызвал секретаршу. Молоденькая девушка заглянула в кабинет, кивнула, исчезла и через минуту вернулась, неся поднос, на котором стояли два полных стакана и блюдце с пе-ченьем. Поставив поднос на стол, она снова кивнула и снова исчезла.
- Жанночку из второй лаборатории помнишь? - спросил Кирилл, указывая на дверь. - Вот теперь здесь работает.
- Так ты скоро весь институт сюда перетащишь, - поддел его Беня.
- Я не перетаскивал. Сама попросилась. У вас же там сокращения.
- Угу, - сказал Беня и взял с блюдца печенье.
Друзья посидели молча и попили чаю.
- Ну, и как ты тут?.. - спросил Беня, прервав молчание.
- Как видишь.
Беня оглядел кабинет.
- Красиво... Солидно, во всяком случае.
- Слушай... - Кирилл Рогозин отставил стакан. - Будешь издеваться - по шее получишь.
- Демократическое начальство не должно бить демократическую общественность, - резонно заметил Вениамин Шульман.
- Поговори, поговори...
- Слушай, а если по-честному - не скучно тебе, Кир?
- Скучно? - Кирилл отодвинул стакан.
- Ну, я хотел спросить...