Ее взгляд метнулся к чайнику.
Я поставила сумку на пол, прикидывая, не стоит ли отправить всех обитателей этого дома в психиатрическую клинику.
— Ну что ж, в таком случае я бы не отказалась от чашечки чая. Я провела в дороге весь день и едва стою на ногах. Пожалуйста, со сливками и добавьте полкусочка сахара. И еще тост с маслом, если вас не затруднит.
Я сделала несколько шагов вперед, пересекла комнату, вытянула из-за стола стул и уселась на него.
Женщина наконец вышла из оцепенения. Она уже не пыталась скрывать свое смятение, вызванное моим появлением. Ложка со стуком упала на пол, и, зашелестев подолом ночной рубашки, кухарка метнулась к столу. Она схватила сливочник и сахарницу, как родных детей, спрятала от меня подальше, и ручаюсь, если бы я не сидела крепко на стуле, его бы постигла та же участь.
Я медленно и задумчиво начала стягивать левую перчатку. Ну что ж, допустим, это ее царство, а я тут незваный гость. Ладно. Мы все относимся с трепетом к чему-нибудь. У тетушки Элис есть ее деньги, у Роберта — ириски, а у этой тетки — видимо, кухня. Но я ценю уважение, и я его добьюсь, так или иначе.
— Раз уж вы начали готовить чай, сообщите, пожалуйста, домоправительнице, что с улицы нужно забрать мой чемодан, который кучер бросил перед дверьми. Если возможно, позаботьтесь о том, чтобы его немедленно доставили в мою комнату. Можете сказать домоправительнице, что распакую вещи я сама.
Женщина выпустила сахарницу из объятий и снова взвизгнула:
— Да кто ты, черт побери, такая?
— То же самое я хочу спросить у вас, мадам, да только вот не могу себе позволить браниться вслух. И я даже обещаю забыть о том, что вы в отличие от меня это себе позволили. Повторяю, я — Кэтрин Тулман, племянница мистера Тулмана. Очевидно, вас не предупредили, что я приеду. Вы, наверное, кухарка?
Женщина сердито насупилась.
— Я готовлю только для мистера Тулли, — обронила она. — Меня зовут Джеффрис, миссис Джеффрис.
Она посмотрела, как я снимаю перчатку с другой руки, тяжело прошла к плите и поставила чайник на огонь, то и дело бросая на меня обеспокоенные взгляды.
— Ты никогда… Ты же не можешь быть дочерью мистера Саймона?
— Именно. Саймон Тулман — мой отец.
— Мистер Саймон не появлялся здесь более двадцати лет.
— Рискну предположить, это произошло отчасти потому, что шестнадцать из них он уже был мертв.
— Действительно, это все объясняет, — невозмутимо ответила миссис Джеффрис.
Она прилежно кивала головой, нарезая ломтями хлеб, и ее двойной подбородок то появлялся, то исчезал в унисон кивкам. Я чувствовала, что на самом деле она следит за мной, чтобы я ничего не трогала. Кухарка насадила ломтики хлеба на железную вилку и передала ее мальчику. Мальчик, не выпуская из объятий обмякшего кролика и не дожидаясь указаний и советов, стал жарить хлеб над огнем.
— И что же привело вас сюда? — гораздо более мягким тоном спросила женщина.
— Я стану личным секретарем мистера Тулмана, — твердо ответила я, слово в слово повторяя данные мне инструкции.
— Секретарем? — прошипела миссис Джеффрис, сердито поджала губы и отвернулась к плите.
Я опасливо наблюдала за хлебным ножом в ее руках.
— Наверняка это все козни Элис… — пробубнила она. — Маленькой…
Она продолжала бормотать что-то, очевидно, надеясь, что посвистывание чайника приглушит крепкое словцо, которым она охарактеризовала мою пресловутую тетушку. В душе я не могла с ней не согласиться. Я повернулась к мальчику:
— Тебя ведь зовут Дэвид, да?
Он улыбнулся, продемонстрировав очаровательную ямочку на щеке, и ничего не ответил. Я удивилась, насколько непринужденно он чувствует себя у открытого пламени. Мальчик тем временем перевернул хлебцы.
— Дэвид, а ты часто играешь в заброшенных частях дома?
Его лицо вдруг стало пустым и невыразительным, он полностью сосредоточился на поджарке тостов, и я решила не наседать с расспросами. Поскольку я оказалась в уже привычном положении — в компании, где тебя откровенно недолюбливают, — ко мне потихоньку стал возвращаться здравый смысл. Бояться было совершенно нечего: запыленные чехлы для мебели, старые фарфоровые статуэтки и многочисленные часы не таили в себе никакой угрозы. В любом случае мальчику всего девять лет, может быть, десять. Он наверняка не планировал испугать меня, во всяком случае не настолько сильно. Я не хотела, чтобы ему снова настучали половником по голове.
— А как зовут твоего кролика? — не удержалась я. Ямочка на щеке снова появилась, но ответа не последовало.
— Бертрам, — отозвалась миссис Джеффрис, со стуком водрузив чашку на стол. — Мы зовем это чудище Бертрам.