Мы проговорили до вечера.
За обедом, в ресторане отеля, я предложил генералу пойти в Большой театр.
– Не могу. Ночью я должен быть в штабе.
– Очень жаль, – сказал я, – придется идти одному.
Мы пообедали и вернулись в свои комнаты.
Спустя полчаса я пошел в театр, а генерал снова поехал в штаб.
Шел «Сусанин». Я пробрался к своему месту и едва успел сесть в кресло, как потух свет и оркестр величественно начал увертюру.
Новое назначение, такое неожиданное и почетное, взволновало меня настолько, что даже гениальная музыка Глинки не могла рассеять мои мысли.
«Вот она, судьба солдата. Вчера война, фронт, сегодня Москва и Большой театр… завтра – Тегеран».
– Простите, нет ли у вас программы? – спросили сбоку.
Тут только я заметил, что сидел рядом с красивой, хорошо одетой дамой, державшей в руке маленький перламутровый бинокль.
– К сожалению, нет… я еле успел к началу, – ответил я. Сидевшая слева женщина, расслышавшая наш шепот, взяла у своего соседа программу и, не сводя глаз со сцены, коротко сказала:
– Пожалуйста!
Я передал программу даме справа и снова погрузился в свои мысли и то возбужденное одухотворенное состояние, которое создает музыка.
В зале была напряженная тишина.
Ко мне на колени легла программа, и тихое «благодарю» чуть донеслось до меня.
В антракте я пошел покурить. Зрители были на три четверти военные. Погоны, ордена, нашивки. Женщины и мужчины заполнили курительную комнату.
Докурив папиросу, я пошел к выходу и тут снова встретил мою соседку. Она стояла ко мне спиной и не видела меня. В зеркале, висевшем на стене, я хорошо рассмотрел ее. Это была красивая женщина среднего роста, свободно и спокойно державшаяся в толпе. Не докурив папиросы, она небрежным движением бросила ее и пошла в фойе. Шла она быстро, не глядя по сторонам, по-видимому, торопясь на свое место. Я шел поодаль, лавируя между прогуливавшимися людьми. Почти у самого входа из сумочки моей соседки что-то мягко, без стука выпало на ковер. Это был бинокль. Пока я поднимал его, соседки уже не было.
Войдя в зал, я увидел ее в кресле.
– Простите, гражданка. Посмотрите, не потеряли ли вы чего, – сказал я.
– Кажется, ничего… а в чем дело? – раскрывая сумку, сказала она. В голосе ее были недовольные нотки.
Лицо ее изменилось.
– Бинокль… я потеряла бинокль.
– Вот он! Вы уронили его в фойе. – Я вынул из кармана изящную вещичку и отдал ее.
Зал быстро заполнялся. Над пюпитром показалась голова дирижера.
– Благодарю вас… Мне эта вещь ценна как память… – сказала моя соседка.
Начался второй акт.
В антракте мы побродили по фойе театра, выпили по стакану кофе и вернулись в зал уже знакомыми. Она вдова, муж ее летчик, погиб в самом начале войны. В Москве она проездом и на этих днях уезжает… – Куда? Очень далеко и, возможно, надолго. Она переменила тему разговора.
Елена Павловна, так зовут ее, много читала, знает английский и французский языки и когда-то «в молодости», – как, улыбаясь, сказала она, – «даже снималась в кино».
В половине двенадцатого ночи мы вышли из театра. Была серебристая лунная московская ночь.
– Извините меня, Елена Павловна, но я не могу проводить вас. Завтра мне надо рано вставать.
– Я как раз хотела попросить вас об этом. Я не люблю «случайных» знакомств, хотя сегодняшнему очень рада. До свидания, а вернее, прощайте, так как вряд ли мы встретимся когда-нибудь.
Генерала еще не было, и я один стал готовиться к отлету. Раза два мне вспомнилось красивое лицо и ласковый грудной голос моей новой знакомой, но сейчас же я отогнал от себя налетевшие мысли.
Подальше от всего, что не относится к тому, что ожидает меня в Тегеране.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Раннее утро только поднималось над столицей. Чуть покачиваясь под нами, бежал, обрываясь, подмосковный лес, станции, дачные места, поля, речки, огороды и снова леса… Как далеко теперь была от них война и как же близко подошла она к нам в 1941 году.
Самолет поднимался все выше, земля все быстрей неслась книзу. Я взял карту и стал разглядывать маршрут полета. Первая остановка Сталинград, место недавних жестоких боев, следующая – Астрахань, Махачкала, и Баку.
Генерал дремал в кресле, и я видел лишь его затылок. Мерно, в такт машине, генерал покачивал головой. Рядом с ним сидел флотский подполковник с медицинскими погонами, двое генералов, работников штаба Закавказского фронта. Трое солдат, охранявших военный груз, направлявшийся в Махачкалу, да стрелок, неотступно сидевший возле своего пулемета, – вот все, кто, кроме пилота, находились в самолете.