Рассказывая в двух-трех строках о героях Сталинграда, газеты ни к селу ни к городу отводили много места описаниям боев американской армии с испанцами в 1898 году или эпизодам из войны англичан с русскими во время Крымской кампании 1854 – 1856 годов. Тут уже газетчики не скупились на расписывания мифических подвигов сержанта Джона или капрала Торенса, нанизывавшего на саблю по 10 – 15 русских или испанских солдат. В пространных статьях говорилось о мощи и богатстве Америки, о морских базах Англии, о том, сколько миллионов народонаселения мира говорит на английском языке.
Изредка проскальзывала заметка о том, что в Советском Союзе голод, в Сибири – чума, в Архангельске – восстание. Словом, даже для менее искушенного читателя, чем я, было очевидно, что газетами Тегерана после ухода германофилов управляет весьма тенденциозная рука.
Сначала я делал заметки, выписки, отчеркивая то или другое место, но затем утомился. Почти все газеты были одинаковы и ничем не отличались одна от другой, хотя на всех напечатан горделивый заголовок – орган «демократической», или «социалистической», или «беспартийно-независимой» мысли. И только один «Журналь де Тегеран» да близкая к придворным кругам «Кейхан» не изменили своего постоянного лица, печатая, как и раньше, из номера в номер, сообщения о великосветских событиях и новостях иранского двора. Тут вперемежку шли и назначения на посты вельмож и знатных генералов, и светские сплетни, и слухи о замужестве или разводе той или иной высокопоставленной особы, или же заметки о придворном балете.
Интересны были также и объявления, в которых рекламировалась только американская продукция, начиная от резиновой жвачки, напитка «Кока-Кола» и вплоть до машинных станков и полицейских автомобилей фирмы «Форд».
Читая объявлений, я невольно обратил внимание на то, что в трех газетах: «Дад», «Кейхан» и «Эттелаате» на протяжении последнего месяца из номера в номер ежедневно печатали на видном месте одно и то же объявление.
ОККУЛЬТИЗМ И МАГИЯ
Гипнотизер и волшебник, ученик знаменитого мага Шу-Фо, изгоняет бесов и привидения. Вызывает духов, а также и тени ваших умерших близких. Объясняет таинственные силы природы и явления загробной жизни. Нервных просят не приходить.
Адрес улица Шапура, дом 41.
Гипнотизер-волшебник – Го Жу-цин.
Все три газеты отпечатали на своих страницах эту средневековую чертовщину.
– Вот, не угодно ли, – показывая газеты вошедшему в комнату генералу, сказал я. – Духи и привидения преследуют нас даже в Иране.
– Мне кажется, именно там они станут показывать себя, – без улыбки ответил генерал. – Собирайте чемоданы, нынче ночью в двадцать два тридцать отплываем в Пехлеви…
– Как Пехлеви? А разве не самолетом до Тегерана?
– Нет!.. Кое-что изменилось. Ночью уходит пассажирский пароход «Тургенев», на нем нам отведена каюта. Утром уже будем в Пехлеви, а эти газеты, – он кивнул на разложенные по столу листки, – захватите с собой. В дороге почитаем. Ночь-то велика, успеем выспаться…
Я внимательно посмотрел в его спокойное лицо.
– Что-нибудь изменилось?
– Нет, за исключением того, что нам придется в Пехлеви задержаться на день. Там нас ожидает американский генерал Даббс, член Военной Союзной Комиссии по эксплуатации иранских дорог. Американец на несколько дней летит в Москву, но, узнав о нашем предполагаемом приезде, задержался в Пехлеви для того, чтобы встретиться с нами и наметить пути будущей совместной работы.
Я стал собирать чемоданы. Уложив их, я пошел прогуляться на приморский бульвар.
Я недолго бродил по улицам вечернего Баку, так как мысль о скором отъезде все же беспокоила меня.
Задумавшись, я не спеша шел по проспекту Ленина, подходя к знаменитому «Парапету», о котором считают нужным писать решительно все журналисты, посещающие Баку.
Внезапно я услышал позади себя английскую речь и, чуть посторонившись, пропустил группу английских военных, шедших с двумя дамами. Они, шумно смеясь и о чем-то оживленно разговаривая, прошли мимо меня. Все это случилось так быстро, что я не успел даже оглянуться и увидеть лицо кого-либо из них, и только красивый грудной голос одной из дам, весело сказавший шедшему с нею офицеру:
«О, сэр Джемс, я всегда была уверена, что вы даже в дебрях Азии останетесь джентльменом и европейцем», – запомнился мне.
Вероятно, это были сотрудники какой-либо торговой или военной миссии, каких в эти дни было много в портовых городах Союза. Я проводил глазами кремовой плащ-пальто дамы, ее белокурые выбившиеся из-под шляпы локоны и, перейдя Парапет, пошел к гостинице.