Внезапно внутри меня будто колыхнулась теплая волна — живой порыв еще одного попавшего в мою власть существа. Опустив глаза, я заметил мягкое шевеление в моей тени. Темные кольца плавно расползались по полу вокруг меня — с любопытством и одновременно осторожностью, не спеша сунуться дальше. Моя новая аномалия очевидно учуяла место скверны, так необходимой ей для жизни, но нагло обследовать не решалась. Я словно чувствовал не заданный вопрос — «можно?». Похоже, эта змейка не только умная, но еще и воспитанная.
— Выходи, — разрешил я.
Кольца стремительно становились все шире, больше и толще, материализуясь. Всего за пару мгновений из моей тени вылезла огромная темная змея и неторопливо поползла по полу, осматриваясь. Тут же от стены отделилась другая тень, умело маскировавшаяся под жирную кляксу — и наперерез моей новой аномалии кинулся Харон, явно узревший конкурента. Грабля дерзко набросилась на змею, прижимая ее к полу, ловя, заталкивая длинную тушку под костлявую ладонь, словно пытаясь сжать в комок и растереть до черной жижи. Однако конкурентка ловко вывернулась и, проскользнув среди гигантских пальцев, обвила их темным кольцом.
Аномалии бывают искусственные, а бывают природные. Первые были живыми существами до того, как в них проникла Темнота, вторые же никогда ими не были. Первые легче приручаются, они не могут без хозяина — вторые же способны выделываться. Кто сильнее? Отец говорил, что природные, бабушка Агаты — что зависит от аномалии. Причем не столько от силы, сколько от мозгов. Наблюдая за дерущимися питомцами — если их так можно назвать, — я довольно легко оценил, у кого мозгов больше.
Пока грабля, не понимая, куда все идет, продолжала борзо кидаться, змея уверенно выбиралась из темной ладони, проскальзывала между пальцами и стягивала их, как бы связывая своими кольцами. Битва продолжалась недолго, и закончилась для главного агрессора довольно бесславно. После череды нападок все пальчики оказались крепко спутаны. А затем змея резко дернула хвостом и опрокинула эту заносчивую пакостную махину. Харон неуклюже плюхнулся ладонью на пол, со звоном отбивая ее — надеюсь, его морда именно там.
— Может, мне ее на охрану поставить? — наклонился я к распластавшемуся поганцу.
Грабля с досадой отмахнулась — мол, я тут только развлекаюсь — и свалила обратно в тень, словно опасаясь, что мы попросим еще один демонстрационный спарринг.
— Аномалия?..
За спиной раздался голос, и, сверкая голубым крестом на рукаве, из глубины дома появилась Дарья, привлеченная возней на полу.
— Зачем тебе еще одна аномалия? — спросила она, сурово глядя на новую постоялицу.
Змея мгновенно отползла ко мне, свиваясь кольцами у ног, будто ожидая моих указаний и не нарываясь сама. Такая милаха. Так бы и потрепал за ушком, если бы они у нее были.
— А ты бы разве отказалась от такой красоты?
— И на что способна эта красота? — подозрительно прищурилась наша мадам. — Надеюсь, не проползет ночью в комнаты и не передушит всех?
Всех точно не передушит — а вот тех, на кого укажет хозяин, вполне. Хотя вопрос, конечно, хороший. Змея у моих ног медленно подняла голову, словно понимая, что речь о ней. На что ты еще способна, крошка? Каждая аномалия может чем-то удивить.
Пару мгновений я вглядывался в удивительно разумные янтарные глаза, а затем в голове будто само собой прошелестело слово, складываясь в ответ.
— Правда. Она говорит, что может узнать правду.
— И какую правду? — не понял Глеб.
— А давай проверим, — предложил я и повернулся к Дарье: — Участвуешь?
«Давай спросим, — мигом оживился друг, — какого цвета на ней трусы!»
Дарья с подозрением покосилась на него, словно читая эти мысли. Весь вопрос лишь в том, что победит: здравый смысл или любопытство.
— Ладно, — наконец согласилась она, — но только один вопрос.
— Но любой, какой захочется, — вкрадчиво протянул Глеб и, пока она не одумалась, галантно вызвался первым.
Я послал мысленный приказ моей новой аномалии, и она начала неспешно свиваться вокруг него кольцами — не настолько сильно, чтобы причинить вред, но довольно плотно, чтобы он не вырвался. Темные кольца оплели Глеба от ног до груди, как толстые веревки — снаружи остались только шея и голова.
— Да меня так бабы не обнимают… — пробормотал он, немного опешивший от подобного расклада.
Глядя на эти прочные путы, я ненадолго задумался, чтобы спросить. Нужен вопрос, на который ему захочется соврать. Проблема в том, что Глеб в принципе мало врет, выдавая через рот все, что созревает в мозгах — причем без фильтрации. В детстве я даже думал, что у него мозг сросся с языком.