Что же теперь делать и как быть? Этот человек протянул руку помощи тогда, когда я уже почти отчаялась. Однако, он больше почти ничего не спросил о сестре и не сказал, что планирует делать. Расстались мы несколько поспешно, не договорившись о следующей встречи. А я ее уже жду? Что вообще чувствую во всей этой ситуации? Немного нежности, столько же тревоги и больше ничего.
В целом это «ничего» занимает все больше места в душе и чем больше его становится, тем меньше сам этот факт волнует.
В какой момент дни слились в одну сероватую полосу? Когда тебе ни плохо, ни хорошо. Слоняешься тенью по дому и даже в редкие случаи, когда родители сами решают завести разговор — он вдруг становятся в тягость.
Следующая записка попала мне в руки к вечеру четвертого дня, когда я уже почти собралась сама заявиться к герцогу в гости. Нетерпеливыми руками разворачивала ее, уже мысленно подбирая наряд для этого свидания, но там было лишь написано, что мужчина нашел какую-то зацепку и отлучится из города на несколько дней.
Разочарование. Совершенно внезапно оказалось, что я очень хотела увидеть его, выслушать тихий бархатный голос, поделиться своими событиями. Кажется, мне просто не хватало того, кто готов был слушать меня. Не задавая вопросов. Не ожидая в нетерпении, когда я закончу речь, чтобы вставить скорее свою реплику. А просто внимательно вслушиваться в звуки моего голоса.
Да вот только и рассказать за прошедшие дни мне было совершенно нечего. Стоит ли себя хоть чем-то занять?
Мы все-таки встретились двое суток спустя. Оказалось, лорд Дартмут вернулся раньше и почти сразу прислал ко мне наемный экипаж. Я чуть более поспешно и тщательно, чем обычно, собиралась «в церковь», что даже наша экономка стала странно на меня поглядывать. Но видимо решив, что куда бы я ни шла с таким энтузиазмом — это лучше, чем привидение, ходящее по дому — вопросов не задала.
Первым делом я узнала — удалось ли выяснить что-то, но он лишь покачал головой.
— Вы голодны, леди Валенсия? Помнится, вы из тех немногих женщин, что ценит вкус хорошего кофе, позвольте вас угостить.
Я и правда любила этот напиток, хоть и удавалось выпить его нечасто.
— Благодарю вас, только вряд ли в этом городе найдется место, которое мне было бы неизвестно.
— А я и не говорил, что это будет здесь.
Кажется, даже по-мальчишески подмигнул мне, но я не могла бы с уверенностью это утверждать. Видимо главным критерием экипажей он считал их затенённость.
И вот уже передо мной исходит паром самодельная чашечка невероятного кофе, я аккуратно ем первую землянику со сливками и понимаю, что, кажется, впервые за несколько недель мне действительно вкусно. Хрустящий и ломкий золотистый хлеб, нежный овечий сыр — на нашем маленьком столе вдруг оказалось так много совсем простых, но восхитительных по ароматам блюд. У каждого был свой вкус, насыщенный, глубокий, раскрывающийся широким спектром. Словно до этого я видела только два цвета, а теперь мир обрел все существующие краски.
Мы сидели в каком-то совсем домашнем заведении у хозяйки из соседней деревни. Сама я бы никогда не оказалась за деревянным столиком, размещенным на улице. Но погода стояла отличная и я только немного щурилась от солнца, когда сидящий напротив герцог откидывался на стуле.
Мы почти не разговаривали, больше наслаждались. Пожалуй, это было довольно странно и все еще рискованно, так встречаться с малознакомым человеком, о котором ходили не самые приятные сплетни. Но здесь и сейчас мне было хорошо, даже просто молчать, а иногда и украдкой разглядывать во всех смыслах приятного мужчину.
Наша первая встреча все больше напоминала мираж, да я ее так и воспринимала. Мало ли, что могло произойти в тот момент, когда я нежданным гостем попыталась ворваться в дом герцога. Хм, поместье то есть.
Каким-то образом, наши встречи из случайных переросли в регулярные. Лорд Дартмут был исключительно изобретательным. Всякий раз записка от него находилась самым неожиданным способом. Место всегда оказывалось новым для меня. И никогда не случалось свидетелей нашего общения.
Он вел себя исключительно вежливо, безукоризненно соблюдая этикет. А я…я просто доверилась. Моя жизнь в какой-то миг осыпалась костяшками домино и мне все не удавалось хоть немного отстроить ее заново. Рядом же с Аароном (да, мысленно я не могла отказать себе назвать его по имени) я чувствовала что-то. Сейчас это было уже много, просто чувствовать, хоть и эхо прежних эмоций.
Кто-то мог бы подумать, что это любовь, о которой так любят писать в книгах и так же редко повторять в жизни. Однако сейчас мое сердце не было готово к такому сильному чувству. Но ему нравилось просто греться. Слабо трепыхаться в лучах внимания прекрасного мужчины. Потому что иначе, оно, кажется, готово было совсем замерзнуть.
Так прошло еще полтора месяца. Наши поиски не приводили хоть к каким-либо результатам. Окружающие: соседи и знакомые уже свободно делали вид, что ничего особенно и не произошло всего каких-то три месяца назад. Родители по-прежнему закрывались, стоило вспомнить Лину. Ее комната, где я первое время проводила много времени, ища зацепки, тайные письма или просто знаки, начинала покрываться пылью. Слугам запрещено было что-либо трогать там. И даже я стала все реже туда заглядывать, желая также не забредать в эти грани своей души.
— А что ты любишь? — однажды спросил меня Аарон, несколько склонив голову и глядя прямо в глаза. Засмотревшись на игру света в его радужке, которая, как выяснилось, была вовсе не черной, а отливала темно-синими и серебристыми тонами, я не сразу сообразила, о чем был вопрос.
— Сестру, родителей, Бога, ухаживать за растениями ммм книги, еще пожалуй — ответ вышел сам собой, как и на все вопросы, которые тебе задают слишком часто.
— А что ты делаешь, чтобы любить их?
Тут я, право слово, нахмурилась. Разговор принимал какой-то малоприятный оборот еще начиная с напоминаний о чувствах к сестре.
— Ну, я просто знаю, что люблю и все. Этого разве недостаточно? — мой ответ был с вызовом и явным намерением показать, что тему следует сменить. Так сделал бы каждый благовоспитанный джентльмен.
— Любить — это глагол, — прозвучало в тишине, — но, собственно, мы, кажется, засиделись, позвольте …
Тогда, я отмахнулась от этого диалога и считала, что выкинула сразу его из головы. Эпизод же совсем незначительный, однако сейчас, предвосхищая очередную бессонную ночь он все крутился и крутился, не давая покоя. Что-то цепляло. Что-то не давало его забыть.
Любить — это глагол. Ну да, это же очевидно. Что же герцог все же хотел ей этим сказать? Или ничего, а просто загадать очередную загадку.
Проворочавшись на подушках еще с полчаса, пришлось признать себе, что уснуть сегодня не выйдет. Снова. Как же ее утомили эти бесконечные ночи, перебирание в голове хаотичных эпизодов своей жизни и вопросы, вопросы, вопросы. Главный из которых — когда это закончится и закончится ли. Я стала другой. Оболочкой, которая ест, пьет, ходит, дышит и все.
В редкие моменты встреч с Аароном я оживала, немного, хотя бы ощущала в себе проблески жизни. Но даже он уже не мог заставить меня улыбнуться. Искренне. По-настоящему. Я вдруг так отчаянно заскучала за возможностью чувствовать. Это как громко-громко закричать, побежать, засмеяться, а потом завалиться без сил, глядя в небо.
Любить — это глагол. Можно тогда сказать, что любить жизнь — это действовать? И у меня созрел план. Дерзкий до безумия. Отчаянный до неприличия. Бессмысленный и абсолютно глупый. Но от него в груди бешено забилось сердце, кровь приливала к щекам, а тело пробивала мелкая дрожь от волнения. Я понимала, что решиться на такое смогу или сейчас или никогда. И, вполне возможно, что никогда было бы предпочтительнее, разумнее и все прочее. Только, похоже я действительно не понимала, что такое любить. Сейчас хотелось сделать этот момент переломным, а не просто прожить нахлынувшую бурю, вернувшись к прежнему своему полусуществованию.
На часах городской ратуши пробило двенадцать ударов. Вороной конь бодро нес всадника в черном плаще с капюшоном по пустующим улицам города. Прохладный ветер летней ночи ласкал обнаженную кожу, забираясь под плотно сомкнутые полы плаща.