Рой прибавил шагу, неосознанно радуясь поводу оставить Лиз позади. Дочь, сняв сандалии и носки, шла по воде, отскакивая на берег от больших волн.
– Ровена, погоди! – Наверняка не услышит, зато Лиз подумает, что Рой в самом деле хочет остановить дочь. Девочка вприпрыжку бросилась вперед, будто услышала отцовский окрик, но решила поступить наперекор. Она все утро отмалчивалась, но Рой не сердился, понимая, что Ровена обижена за пропажу Куколки.
Восторженно взвизгнув, она вдруг забежала в море по пояс. Протянула руки, пытаясь что-то схватить, но оступилась и едва не упада. Наконец схватила и, прижимая к груди, выскочила на песок.
– Ровена! – завопила Лиз на весь пляж. – Да ты что?! В одежде…
Рой побежал – не хотел, чтобы его догнала жена. И еще оттого, что ощутил тревогу. Дети любят подбирать на пляже всякий мусор, но было что-то странное в том, как Ровена держала свою находку. Будто не хотела, чтобы ее увидели посторонние.
– Ровена, что это у тебя?
Она повернулась с выражением торжества на лице, секунду помедлила, словно не решаясь показать, затем подняла в руке опутанный черными водорослями, но все же легко узнаваемый предмет.
– Куколка…
Лиз втянула голову в плечи; пропитанная влагой резная фигурка сразу приковала к себе ее взгляд. Даже на таком расстоянии Куколку нельзя было спутать ни с чем другим. Лиз закрыла глаза и снова услышала обрывающийся вопль. Боже, этого не может быть! Море отторгло мерзкую куклу, в считанные часы вынеся ее на берег!
Лиз разомкнула веки; игрушка смотрела на нее в упор. Это невероятно! Она – всего-навсего неумело обработанная деревяшка. Она не может видеть! И все-таки…
– Мой Куколка… Куколка… Куколка! – Ровена плясала, как мокрая балерина, не замечая прилива, который дотянулся до ее ножек, словно требуя награду за возвращение игрушки.
– Лиз! Тебе нездоровится?
– Нет. Все в порядке.
– Не похоже. Пожалуй, тебе надо прилечь. Может, вернемся в гостиницу?
– Нет! Сейчас все пройдет. – “Никуда не хочу, только домой, подальше отсюда. И от этой гадости”. – “Не надейся, Ровена все равно возьмет куклу с собой”. – “Ничего. Я найду способ от нее избавиться”. – “Ничего подобного, ты уже пыталась, а что толку? Такое зло даже мировой океан не пускает в свои владения”.
– Хорошо хоть, что нашлась эта чертова кукла. – Рой дождался, когда Лиз поравняется с ним, и пошел дальше, глядя на Ровену, которая бежала вприпрыжку и распевала нечто совсем немелодичное – песню мира, где нет места музыке. Он покосился на Лиз, подметив закушенную нижнюю губу и напряженную осанку – верные признаки неуверенности в себе. “Ты кое-что утаиваешь, – подумал он, – иначе с чего бы тебе обмирать от страха при виде этой куклы? Возможно, Джейн сумеет пролить свет на твою тайну”.
И Рой задумался о том, как бы ему снова встретиться с индианкой.
Короткий перерыв в охоте на убийцу не доставил удовольствия инспектору Ленденнингу. Ужин в вегетарианском ресторанчике сразу стерся из памяти, запомнились лишь женины упреки: “Опять думаешь о работе! Сколько можно? По уши в ней увяз! Не пойму, зачем вообще ты меня сюда привез?”
Но как, черт побери, не “думать о работе”, повидав труп в “пещере призраков”? Инспектор почти не сомневался, что будет помнить эту кровавую сцену до конца своих дней. Как не “думать о работе”, если судьба только что нанесла следователям жестокий удар: погиб горбатый карлик, подозреваемый номер один. За ним сыщики следили с особым вниманием, причем исходили не из улик (которые отсутствовали), а из интуиции. Двум филерам было поручено днем и ночью не спускать с него глаз. Они видели, как он вошел в фургон гадалки сразу после ухода “другого парня” (проживающего в отеле “Бьюмонт”; через несколько часов после происшествия на него было заведено досье) и слышали крик. Салина обнаружили на полу фургона: разбитый параличом, он корчился в конвульсиях. В больнице он скончался, не успев ответить на вопросы приставленного к нему офицера полиции. Проклятое невезенье!
И теперь Ленденнингу необходимо вернуться на ярмарку Джекоба Шэфера и начать все сначала. Но на сей раз он не будет миндальничать с обслугой. Индейская гадалка что-то знает, и инспектор сумеет развязать ей язык.
Выходя из машины возле “комнаты смеха”, Ленденнинг испытал знакомое чувство. Да перестаньте же пялиться на меня, черт бы вас побрал! Он постоял, оглядываясь по сторонам. Моросил дождь, с брезентовых навесов капало. Отовсюду на инспектора были устремлены недобрые взгляды. Среди карусельных коней недоставало одного, на его месте валялись щепки. Значит, сломали. Жаль, что не всех.
Бессвязный гомон (словно детские голоса с грампластинки) заставил инспектора резко повернуться. Испуг прошел, едва вновь зазвучала музыка, и в ней утонули голоса. “Панч и Джуди. Начало спектакля. Боже мой! – подумал он, покрываясь гусиной кожей. – А ведь я и впрямь недалек от психушки, если всякие пустяки так действуют на нервы”.
Человек в форме констебля, охраняющий место преступления, в присутствии старшего по званию явно испытывал неловкость. Но Ленденнингу уже давно не доставляло удовольствия видеть, как подчиненные вытягиваются перед ним в струнку. В конце концов, он и его люди – одна команда, и неважно, кто в каком чине. Важен результат.
– Я на одну минуту, констебль, – сказал он. – Просто хочу посмотреть.
– Пожалуйста, сэр. – Констебль заметно успокоился, даже вздохнул с облегчением.
Ленденнинг неторопливо зашагал к шатру гадалки. Половинки полога свисают, значит, внутри кто-то есть. Подойдя ближе, он услышал голоса:
– Будешь делать, что я прикажу. Не хочешь – собирай манатки и проваливай.
– По дереву работать не буду! – Хриплый, злой женский голос.
– Почему?
– Потому что не могу. Во всяком случае, сейчас. Слушай, оставь меня в покое, а?
– Мне не нужны на аттракционах увечные фигуры. Нынче ночью кто-то снова поразвлекся, отшиб голову коню. Надо починить. Я заплачу, не беспокойся.
– Нет! – почти крик.
Ленденнинг решительно вошел в шатер. Навстречу обжигающему взгляду Шэфера и испуганному – индианки.
– Извините за вторжение. – “Вряд ли следует извиняться, но ни к чему с первой минуты настраивать их против себя. Это едва ли поможет делу”.
– А, инспектор! – На твердом, словно высеченном из камня лице – улыбка, но взгляд враждебный, пронизывающий. – Чем обязаны?
– Я бы хотел поговорить с мисс… – “О черт! Как же ее зовут?”
– Пожалуйста. – Шэфер отступил на шаг, но уходить явно не собирался. На щеках его набухли желваки, глаза перебегали с инспектора на индианку и обратно.
– Я бы хотел поговорить с ней наедине. С вами, возможно, мы тоже потолкуем. Чуть позже.
– Прекрасно. – Шэфер с присвистом выпустил из легких воздух и медленно двинулся к выходу. – Не желаю препятствовать вашим поискам, инспектор.
– Спасибо, мистер Шэфер. – Выждав, когда владелец ярмарки отойдет подальше, Ленденнинг повернулся в Джейн и снова увидел безумный ужас в ее глазах. – Вы чем-то встревожены… Джейн?
– Пустяки. – Она потупилась. – Просто немного повздорила с мистером Шэфером.
– Насчет чего? Не хотите больше работать по дереву? – “Уж за что – за что, а за это я тебя не осуждаю”.
– Вот именно. Не желаю ничего вырезать.
Ленденнинг подождал, пока она снова заговорит, и, не дождавшись, спросил:
– Потому что… с вашими изделиями творится что-то странное, да?
– Не понимаю.
– Ну, ладно. – Инспектор решил, что ничего не выиграет, если поддастся раздражению. – Продажей поделок вы зарабатываете на жизнь. Допустим. Я хочу спросить о другом: почему Салин приходил к вам в такой поздний час?
Снова она занервничала, плотнее запахивая одеяла на своем стройном теле. Словно неосознанно пытаясь отгородиться от мира коконом.
– Салин был странным. Мне он не нравился. Ходил тут везде… Может, хотел с кем-нибудь поговорить. Но не успел – его хватил удар.