Эбби облегченно вздохнула и услышала резкий голос Лолы:
— Что случилось? (Как будто, подумала потом Эбби, она ожидала, что что-то может случиться.)
Эбби удалось рассмеяться.
— Люк напугал меня до смерти. Я не слышала, как он вошел. Люк, Лола приглашает нас на кофе попозже.
— Хорошо, — согласился Люк.
Почему он не сказал, что слишком устал или слишком занят? Или не выдумал какой-нибудь предлог, чтобы показать, что он хочет провести вечер только со своей женой. Но, должно быть, ему этого не хотелось. Он смотрел на нее каким-то оценивающим задумчивым взглядом. Может быть, пережитой страх исказил ее черты? Она еще не успела описать Лоле странные последствия своего визита в Кросс.
Сказав Лоле, что они придут, Эбби положила трубку:
— Почему ты так смотришь па меня?
— Что ты рассказывала Лоле об этой проклятой губной помаде? Ты огорчена из-за того, что я не позволил тебе пользоваться ею?
Эбби не обратила внимания на его тон и принялась делиться с мужем своими волнениями.
— Люк, только что был очень странный телефонный звонок. Один из тех ужасных анонимных, но тот человек, должно быть, знает меня, потому что он назвал меня «дамочкой в красном». И это правда. Я надевала сегодня свой красный костюм.
Лицо Люка мгновенно изменилось.
— Расскажи мне, что случилось, — сказал он резко. — Начни сначала. Куда ты надевала свой красный костюм?
Он напряженно слушал, пока Эбби рассказывала свою историю, дополнив ее телефонным звонком и своей уверенностью в том, что звонивший был именно тот мужчина с рыбьим лицом.
— Он или догадался, кто я с самого начала, или следовал за мною до дома.
Люк смотрел на нее напряженно потемневшими глазами, а потом сказал довольно неуместно:
— История с губной помадой разрослась до гигантских размеров и, по-моему, совершенно незаслуженно. Ну что из того, что тебе поправился вкус. Я не знал, что женщины едят свою губную помаду. И почему ты не рассказала мне о том, что собираешься работать? Или я не должен был знать?
— Я хотела сделать тебе сюрприз. И…
— И что? — спросил он, когда она замолчала.
— Люк, извини, что я говорю тебе это. Но ты был так поглощен своей собственной работой, что иногда я думала, интересно ли тебе вообще, что я делаю целый день. Этот ужасный человек на лодке действует мне на нервы. И Дэйдр является, когда захочет. Я практически никого не знаю, кроме Моффатов. Думаю, мне просто было одиноко.
— Я этого не замечал, — пробормотал Люк. — Выходит, что мое невнимательное отношение довело тебя до мании преследования.
— Я вовсе не вообразила себе того мужчину, — резко сказала Эбби. — Он велел мне убираться для моего же блага. Зачем ему было запугивать меня, если он не замешан в чем-то подозрительном? Зачем ему следить за мной? Увидела ли я что-то, что не должна была видеть?
Люк, теперь эта отвратительная личность будет преследовать меня? Просто чтобы увидеть, не суну ли я туда свой нос снова?
Люк встал, прошел к буфету и протянул Эбби бокал крепкого виски.
— Выпей. Это тебе необходимо. И не делай поспешных выводов. Это очень типично для женщин. Да, я знаю, что был неприятный телефонный звонок, но почему ты думаешь, что это тот парень, с рыбьим лицом, как ты его называешь? Это мог быть кто угодно, видевший, как ты поднимаешься на холм в своем красном костюме. В конце концов, на тебя стоит посмотреть, моя дорогая.
Попытка Люка превратить все в шутку не особенно удалась. Его лицо все еще было мрачным.
— И с этой минуты, Эбби, ты должна преодолеть свой комплекс преследования. Я не предполагал, что ты можешь так чувствовать. Я знаю, что старый Джок немного надоедлив, но мы ничего не можем с этим поделать. Река свободна, и он имеет право заводить свой граммофон. Что касается Моффатов, то ты им просто нравишься. Люди слегка одичали, варясь в собственном соку, а ты новый человек. Они искрение хотят быть твоими друзьями.
— И Лола? — непроизвольно вырвалось у Эбби. Люк быстро посмотрел на нее из-под сдвинутых бровей.
— Лола тоже. Она хорошая девушка, которой не повезло в жизни.
— Ты хочешь сказать, что у нее вообще нет мужа? Что эта история придумана только ради Дэйдр?
— Я совсем не это имел в виду. Насколько я знаю, муж Лолы в Штатах. Вернется он или нет, не наше дело, но я верю, что он существует. Так что выброси эту мысль из головы.
— Я не винила бы Лолу за это, — пробормотала Эбби.
Она увидела, что он не доволен поворотом их разговора, и мрачно добавила: — Я думаю, что просто еще не привыкла к австралийцам. Ты гораздо дольше привыкал, помнишь?
— Так ты хочешь услышать, что Лола значит для меня больше, чем милая и приятная соседка?
— Люк, как мы дошли до этого? — спросила Эбби огорченно.
— Я полагаю, во всем виновата помада. Послушай, давай проясним это дело раз и навсегда. Я не хотел, чтобы ты пользовалась той помадой, потому что она принадлежит другой женщине, и я предпочитаю, чтобы у тебя была своя собственная. Понимаешь? Это могла быть помада любой женщины, не обязательно Лолы. А что касается твоего сегодняшнего приключения, мы это тоже проясним. Завтра ты отведешь меня туда, и мы найдем этого человека и разберемся с ним. Если он звонил, это дело полиции. Но мы сначала немного запугаем его. — Он посмотрел на нее спокойно: — Все в порядке?
Эбби беспомощно кивнула. Где-то в этой беседе они утратили взаимопонимание. Она не знала, когда это случилось. Возможно, с упоминания Лолы…
— Ты думаешь, что я просто психую? — спросила она.
Он нетерпеливо нахмурился:
— Дорогая, пожалуйста. Я только пытаюсь все прояснить. Конечно, это моя вина. Мне следовало подумать, как тебе одиноко и скучно. Может быть, это хорошая мысль — найти тебе работу.
— Да. — Эбби проглотила остаток своего виски. Оно совершенно не помогло ей расслабиться. Может быть, хорошо, что они собираются к Моффатам. Во всяком случае, это займет вечер.
Вечер, которого она ждала весь день, подумала она с болью и вскочила, прежде чем слезы брызнули из глаз.
— Нам пора обедать, если мы собираемся в гости. У тебя был тяжелый день? Мисс Аткинсон сказала мне, что ты в Параматте.
— Да. Это хорошая работа. Ты могла бы меня даже поздравить, — он улыбнулся, пытаясь ее заинтересовать. Как будто она была чужой. — Как случилось, что ты говорила с мисс Аткинсон?
Она заговорила быстро и сбивчиво, все еще боясь расплакаться.
— Я думала, что дождусь тебя, и мы поедем домой вместе. Я была немного расстроена. Конечно, глупо было вламываться в чужое владение. Я действительно сама напросилась на эти неприятности. А тот человек… У него просто очень противное лицо. В сравнении с ним Джок просто очарователен. Он приходил сегодня утром спросить насчет работы. Но он па самом деле не такой страшный, как тот, другой. Ты, должно быть, прав, Люк. У меня комплекс. Возможно, я забеременела. Он подошел к ней сзади и поцеловал в шею.
— Дорогая! Я так люблю тебя. Поверь мне!
Она не повернулась, чтобы не разрушить бесценный невероятный момент. Они были женаты уже восемь недель, но ощущение духовной близости, искренней любовной заботы возникало между ними нечасто.
— Правда?
— Посмотри на меня!
Ей пришлось повернуться, и немедленно она пожалела об этом.
Она увидела напряженное беспокойство па его лице.
— Люк, ты действительно встревожен?
— Все, что тревожит тебя, тревожит меня. Не будь такой глупой!
Эбби пришлось что-то быстро сказать. Что же случилось с Люком и с нею? Они оба были, как натянутые струны.
— Я не думаю, что забеременела, — призналась она. — Это было бы хорошо и довольно старомодно. Я имею в виду, что так скоро.
Перед ней на какую-то долю секунды возникло худое, острое, любопытное лицо Дэйдр, но она тут же стряхнула с себя это наваждение. Дитя любви не может быть таким некрасивым и несчастным. Их с Люком ребенок будет совсем другим, потому что они будут любить его.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Она точно предугадала, как выглядит гостиная Моффатов. Большая, с высоким потолком комната, с огромным камином, которым никогда не пользовались, изысканными газовыми рожками и тяжелой викторианской мебелью ранних дней австралийской истории.
Всем этим руководила миссис Моффат. Несмотря на беспокойную дружелюбность и нервность, в ней чувствовалась хозяйка дома. Ни одна из ее дочерей не могла бы наслаждаться старомодной мебелью или викторианской атмосферой. Но Лоле и Мэри не повезло. У одной муж никогда не появлялся в доме, а у другой был инвалидом.