Эбби постаралась ответить небрежно:
— Дорогой, открой дверь, если хочешь поговорить. От чего я страдала?
— От одиночества.
— Ну — немного. Когда темнело. Ты заметил, как эти кипарисы и монастырь на холме выглядят на фоне заката? Они не вызывают во мне религиозности, только уныние.
— Ты бы хотела жить в другом месте? — снова неожиданный вопрос, который отчего-то испугал ее.
— Уехать отсюда?
— Я думал, что после всего, что случилось, ты могла бы этого захотеть. Если так, мы уедем.
Эбби подумала с тоской о домике на другом конце города, подальше от этой реки, от вечно глазеющих Моффатов. Она вылезла из ванны и, завернувшись в полотенце, открыла дверь.
— Ты действительно хочешь сказать, что… — Она увидела, как он задумчиво трогает дверной косяк, и вдруг поняла, что он гордится этим домом, который сам распланировал и построил. Она также поняла, какой непоправимой ошибкой будет настаивать на переезде.
— Люк, что за нелепость. Ты построил этот дом для меня, и я люблю его. Ничто не заставит меня переехать.
Ее слова, должно быть, прозвучали малоубедительно, так как он, взяв в ладони ее мокрое, мгновенно вспыхнувшее лицо, склонил над ним свое, ищущее, отчаянно серьезное.
— Я бы переехал, если ты здесь несчастлива.
Когда она отрицательно затрясла головой, он как будто расслабился.
— Храни тебя Бог, — сказал он.
И этот короткий миг отплатил ей за все: за одиночество и нелепые страхи, постоянные шлягеры Джока, неожиданные телефонные звонки, разгром в спальне. Она простила ему даже явную ложь, потому что была уверена, что он солгал ей, сказав, что говорил с мисс Аткинсон, и все из-за вспыхнувшей в его потеплевшем взгляде благодарности и любви.
Но пока она ждала Люка в гостиной, ее беспокойство, как рецидив болезни, вновь вернулось. Она не задернула шторы и в тусклом свете увидела две фигуры на лодке Джока. Она не могла быть уверена, Джок ли па палубе, но какая-то тень двигалась мимо окна кабины.
Полиция предположила, что грабитель мог появиться с реки.
А что если он находился на лодке Джока все это время! Тогда алиби бродяги теряло всякий смысл. Он мог позвонить Эбби, а его сообщник дождался, пока она ушла из дома.
Мужчина с рыбьим лицом, подумала она по своей привычке делать скоропалительные фантастические выводы. Фантастические или нет, но они не покидали ее.
— Люк, — сказала она настойчиво, — я думаю, что у Джока приятель на лодке.
— Ну и что из того? — Люк подошел к двери. — Дорогая, помоги мне завязать галстук.
— Но у меня странное чувство, что это тот мужчина с рыбьим лицом. Ты знаешь, тот, который…
— Я знаю, — Люк смотрел на нее с явным раздражением. — Ты, очевидно, умеешь видеть в темноте.
— Нет, я не видела его лица. Я просто чувствую, что это он. Если это так, то он и есть грабитель.
— Ладно, — сказал Люк, сердито дергая галстук, — мы поедем и посмотрим.
— Сейчас?! — воскликнула Эбби. Вдруг река показалась ей очень темной и холодной. По коже пробежали мурашки.
— Чтобы ты не говорила, будто я не обращаю внимания на твои фантазии. Может быть, ты даже права на этот раз.
— Люк, ты снова смеешься надо мной, — взмолилась Эбби.
— Наоборот, я никогда не смеялся над тобой. Абсолютно. Давай съездим. Не волнуйся так, я привык грести еще в школе. Я не забрызгаю твое платье и не опрокину тебя в реку. Действовать лучше, чем смотреть, как ты мучаешься подозрениями.
Эбби выдвинула последний аргумент:
— Мы не можем плыть по реке в вечерней одежде.
— Почему нет? Джок будет польщен.
Люк открыл дверь и вывел ее из дома в ветреные сумерки.
Ну что ж, по крайней мере они смогут что-то выяснить. Люк предпочитал действие бесконечным сомнениям. Может быть, он и прав. Может быть, это одна из причин, почему она любит его.
Он помог ей спуститься по узкой каменистой тропинке к воде.
Долговязая фигура Джока исчезла в освещенной кабине.
— Ты даже не собираешься окликнуть его и сообщить, что мы едем? — спросила Эбби.
— Чтобы ты потом сказала, что его друг успел ускользнуть с другого борта?
— Люк, ты все-таки смеешься надо мной. Он все равно заметит, что мы приближаемся.
Но Джок, увлеченный своей любимой пластинкой, явно не слышал плеска весел, потому что, когда ялик заскреб о борт лодки, он появился на палубе, явно удивленный их внезапным появлением. Одетый в одни только потертые хлопчатобумажные брюки, он обхватил руками голую грудь на холодном ветру.
— Привет, приятель. Что-нибудь нужно?