— Зачем?
— Чтобы он позвонил тебе в твой отель.
— Идет, — согласился я. — Я буду на связи, — и положил трубку.
Я в ожидании уселся на кровать, и вскоре, не прошло и двадцати минут, примерно в полвторого ночи, телефон зазвонил снова.
— Алло, — сказал я в трубку. Откуда-то издалека:
— Говорит Милтон Хорстовски.
— Льюис Роузен, доктор.
— Мне позвонил мистер Рок. — Длинная пауза. — Как вы себя чувствуете, мистер Роузен? Мистер Рок сказал, что вы чем-то расстроены.
— Послушай-ка, ты, служащий правительства, — сказал я, — это не твое дело. Я поссорился со своим партнером, Мори Роком, вот и все. Сейчас я в Сиэтле, собираюсь присоединиться к более масшабной и прогрессивной организации — вспоминаешь мой разговор о Сэме К. Берроузе?
— Я знаю, кто это.
— Разве это ненормально?
— Нет, — сказал доктор Хорстовски. — Нет, если так обстоят дела.
— Я сказал Мори о пистолете просто затем, чтобы разозлить его. Уже поздно, и я немного обеспокоен. Иногда порвать с партнером — тяжелый психологический момент. — Я ждал, но Хорстовски молчал. — Думаю, что сейчас мне уже пора спать. Может быть, когда я вернусь в Буаз, я забегу на минутку и увижусь с вами: все это очень для меня тяжело. Прис ушла и сейчас работает на организацию Берроуза, знаете ли.
— Да, знакю. Я не теряю с ней связи.
— Она всего-навсего девочка, — сказал я. — Я начинаю думать, что влюбился в нее. Возможно ли это? Я хочу сказать — у личности моего плана?
— Возможно.
— Хорошо. Я полагаю, что это как раз то, что произошло. Я не могу жить без Прис, вот почему я в Сиэтле. Еще раз хочу сказать, что про пистолет я выдумал: вы можете сослаться на меня в разговоре с Мори на эту тему, если это его успокоит. Я всего лишь пытался показать ему, что говорю всерьез. Вы поняли меня?
— Да, думаю, что да, — ответил доктор Хорстовски.
Мы еще непонятно сколько времени проболтали о пустяках, наконец он повесил трубку. Как только я положил свою, я сказал себе:
— Парень, вероятно, позвонит в полицию Сиэтла или в здешнее Бюро психиатрического контроля. Я не мог рисковать: он запросто мог.
Поэтому я стал собирать свои вещи так быстро, как только мог. Побросав все в чемоданчик, я покинул номер, спустился-в лифте вниз, на первый этаж, и у стойки администратора потребовал свой счет.
— Вы чем-то остались недовольны, мистер Роузен? — спросил меня ночной клерк, пока девица выписывала счет.
— Нет, — ответил я. — Я сумел связаться с человеком, ради встречи с которым приехал сюда, и он хочет, чтобы я переночевал у него.
Я заплатил по счету — он оказался вполне умеренным, а потом вызвал такси. Швейцар вынес мой чемоданчик на улицу и засунул в багажник: я отблагодарил его парой долларов и минуту спустя мотор втиснулся в неожиданно оживленное уличное движение.
Когда мы проезжали мимо симпатичного мотеля, я обратил внимание на его размещение, остановил такси за несколько домов дальше, расплатился с таксистом и пешком вернулся обратно. Сказав владельцу мотеля, что моя машина разбилась, — я ехал через Сиэтл по делам — я зарегистрировался под именем Джеймса У. Байрда, которое выдумал, не отходя от кассы. Я сразу расплатился, это обошлось мне в девятнадцать пятьдесят, а затем, получив ключ в руки, удалился в комнату.
Номер был уютным, чистым и светлым — то, что мне было надо. Я сразу же плюхнулся в постель и уснул. Теперь им меня не сцапать — вот последняя мысль, которую я запомнил, когда проваливался в сон. А завтра я пойду к Сэму Берроузу и объявлю ему новость — я перехожу на его сторону.
Я запомнил еще одну мысль: скоро я снова буду с Прис, я поучаствую в ее полете к славе. Я буду здесь и все это увижу. Может быть, мы поженимся. Я ей скажу, как мне было без нее, признаюсь ей в любви. Наверно, она стала вдвое красивее, чем была, сейчас, когда Берроуз о ней заботится. А если Берроуз — мой соперник, я его сотру в порошок. Я его разложу на атомы невиданным доселе методом. Он не встанет на моем пути — я не шучу!
Вот с какими мыслями я засыпал.
В восемь утра меня разбудил солнечный свет, наполнивший комнату, заливший меня и мою кровать. Я не занавесил окна. Машины, припаркованные на улице в ряд, отражали солнечные лучи. Все это было очень похоже на славный денек.
О чем же я думал прошедшей ночью? Мысли, занимавшие меня перед тем, как я уснул, возвращались ко мне. Безумные, дикие мысли, все о женитьбе на Прис и убийстве Берроуза, ребячество какое-то… Засыпая, мы возвращаемся в детство, в этом нет никаких сомнений… Мне стало стыдно.
И все же я не отказался от своей позиции: я должен пойти, забрать Прис, а если Берроуз попытается мне помешать, — тем хуже для него.
Я обезумел, но не собирался отступать… Здравый смысл преобладал сейчас, при дневном свете: я потащился в ванную и долго простоял под холодным душем, однако даже дневной свет не рассеял мою глубокую уверенность. Я лишь работал над ней, пока мои идеи не стали более рациональными, более убедительными, более целесообразными.
Сначала я должен начать переговоры с Берроузом в надлежащей манере: я должен скрыть мои подлинные чувства, мои фактические мотивы. Я должен скрыть все, что касается Прис: я ему скажу, что хочу с ним работать, возможно — помогать проектировать симулакр, привнести в это дело весь опыт и все свои знания, полученные за годы работы с Мори и Джеромом. Но ни единого намека на Прис, потому что, если ему удастся уловить хотя бы малейший знак…
Ты хитер, Сэм К. Берроуз, сказал я себе. Но ты не можешь читать мои мысли. И они не отразятся на моем лице: я слишком опытен, слишком профессионален, чтобы обнаружить себя.
Пока я одевался и завязывал галстук, я тренировался перед зеркалом. Мое лицо было абсолютно безмятежным: никто бы не догадался, что внутри меня мое сердце разрывалось на кусочки, пожираемое страстью — любовью к Прис Фрауенциммер или Вумэнкайнд или как бы она там себя сейчас ни называла.
Вот что значит зрелость, говорил я себе, пока, усевшись на кровать, начищал свои ботинки. Это — способность скрывать свои настоящие чувства, способность создавать маску. Способность сделать идиота даже из большого человека, такого, как Берроуз. Если ты можешь это сделать — считай, что ты это уже сделал.
В противном случае ты конченый человек. Вот в чем весь секрет.
В номере мотеля был телефонный аппарат. Я вышел и позавтракал яичницей с ветчиной, запил все это кофе и соком. Затем, в девять тридцать, я вернулся в свой номер и взял телефонный справочник Сиэтла. Я провел немало времени, изучая списки разнообразных предприятий Берроуза, пока не нашел одного, где, по моим расчетам, он должен был быть.
Набрав номер, я услышал в трубке приятный девичий голосок:
— «Нортвест илектроникс», доброе утро.
— Мистер Берроуз уже пришел?
— Да, сэр, но он сейчас говорит по другому телефону.
— Я подожду. Девушка весело сказала:
— Я вас соединю с его секретаршей.
После долгой паузы я услышал другой голос, тоже женский, но более низкий, слышно было, что говорит взрослая женщина.
— Офис мистера Берроуза. Представьтесь, пожалуйста. Я сказал:
— Я хотел бы записаться на прием к мистеру Берроузу. Меня зовут Льюис Роузен. Я прилетел в Сиэтл прошлой ночью из Буаз, мистер Берроуз меня знает.
— Минуточку, — снова длинная пауза, потом женщина произнесла: — Мистер Берроуз сейчас будет говорить с вами. Говорите, сэр.
— Привет, — сказал я.
— Привет, — проник в мое ухо голос Берроуза. — Как дела, — спросил он бодро, — Роузен? Чем могу быть полезен?
— Как там Прис? — спросил я от неожиданности, что прямо сейчас с ним разговариваю.
— Прекрасно. А как поживают ваши отец и брат?
— Неплохо.
— Это, должно быть, интересно — иметь брата с перевернутым вверх ногами лицом: хотел бы я с ним встретиться. Почему бы вам не забежать ко мне на минутку, раз вы в Сиэтле? Где-то в час дня.
— Хорошо, значит, в час, — сказал я.
— Договорились. Спасибо и до встречи.