Я с сомнением сказал:
— А ты не…
— Дурачу тебя? Вожу тебя за нос? Попытайся, Льюис, и увидишь. — Сейчас ее лицо было глубоко серьезным. — Единственный путь узнать — это набраться смелости и вперед!
Обернувшись, она быстро отошла от меня.
— Увидимся, — через плечо обронила она. — Может быть, — последняя спокойная, ободряющая, уверенная ухмылка — и она ушла: другие люди разделили нас, они входили в кафетерий, чтобы поесть.
— Я тебе верю, — подумал я.
В этот же день, после обеда, я наткнулся на доктора Шедда в холле. Он не возражал, когда я попросил его уделить мне немного времени.
— Что вы задумали, Роузен?
— Доктор, когда я поднимаюсь вверх на очередной сеанс, у меня появляется ощущение какой-то нерешительности. Я не уверен, что еще что-то получаю от них.
— Ну и что дальше? — нахмурившись, спросил доктор Шедд.
Я повторил то, что должен был сказать. Он слушал очень внимательно.
— И я больше не нахожу свою секс-партнершу из галлюцинаций убедительной, — добавил я. — Я знаю, что она — всего лишь проекция моего подсознания, она — не настоящая Прис Фрауенциммер.
Доктор Шедд сказал:
— Это интересно.
— Что это значит — то, что я вам только что рассказал… это указывает на ухудшение или на улучшение моего состояния?
— Я не знаю, если честно. Увидим на следующем сеансе: я узнаю больше, наблюдая за вашим поведением во время сеанса. — Он кивнул мне на прощание и отправился вдоль по коридору по своим делам.
Во время следующего сеанса контролируемых галлюцинаций я обнаружил себя бродящим по супермаркету с Прис: мы делали свои еженедельные закупки разнообразных продуктов.
Сейчас она была еще старше, однако все же это была Прис — все такая же привлекательная, неизменная, ясноглазая женщина. Я продолжал любить ее. Наш мальчик бежал перед нами, отыскивая товары для своего лагеря, куда он собирался отправиться на уик-энд, повеселиться со своей дружиной скаутов в Парке им. Чарльза Тилдена на Оклендских холмах.
— А сейчас ты молчишь — конечно же, для разнообразия, — сказала мне Прис.
— Думаю.
— Переживаешь, ты хотел сказать. Я тебя знаю и могу определить.
— Прис, мы хорошие товары выбрали? — спросил я. — И этого нам достаточно?
— Больше ничего не надо, — ответила она и добавила: — Не выношу твоего вечного философствования: либо прими свою жизнь такой, как она есть, либо покончи с собой, но прекрати об этом мямлить.
— Хорошо, — сказал я. — А взамен я хочу, чтобы ты перестала преподносить мне свои уничижительные высказывания обо мне. Я от них устал.
— Ты просто боишься их… — начала она.
Прежде чем я успел сообразить, что делаю, я размахнулся и влепил ей пощечину: она споткнулась и чуть не упала, отпрыгнула от меня и теперь стояла, прижав ладонь к щеке, глядя на меня пристально, с выражением боли и недоумения.
— А, будь ты проклят, — дрожащим, срывающимся голосом сказала она. — Я никогда не прощу тебя.
— Я просто не смогу больше выносить твои уничижительные суждения.
Она стояла, уставившись на меня, потом быстро повернулась и побежала по проходу супермаркета не оглядываясь назад. Она на бегу сгребла в охапку Чарльза и ушла.
И вдруг я осознал, что рядом со мной стоит доктор Шедд.
— Думаю, на сегодня хватит, Роузен.
Проход вместе с полками, забитыми коробками и другими упаковками, затрепетал и исчез.
— Я сделал плохо? — Я совершил это не думая, не имея никакого плана в мыслях. Неужели я все испортил? — Впервые в жизни я ударил женщину, — сообщил я доктору Шедду.
— Не берите в голову, — посоветовал он, погрузившись в свои записи. Доктор кивнул медсестрам: — Отвяжите его. А еще мы отменим сегодняшнюю групповую терапию. Думаю, что его надо отвести в палату — он должен побыть наедине с собой. — Потом вдруг сказал мне: — Роузен, в вашем поведении есть нечто странное, чего я не понимаю. Это не похоже на вас.
Я ничего не ответил, а просто опустил голову.
— Я бы даже сказал, — медленно произнес доктор Шедд, — что вы симулируете.
— Нет, что вы, — возразил я, — я действительно болен. Если бы я не попал сюда, мне пришлось бы умереть.
— Думаю, что завтра вы придете в мой офис: мне хотелось бы прогнать вас по тесту Бенджамена с пословицами и по тесту Выгодского — Лурье с кубиками. Я хочу это сделать лично.
Гораздо большее значение имеет, кто именно проверяющий по тесту, чем сам тест как таковой.
— С этим я согласен, — сказал я, сразу занервничав и ощутив надвигающуюся опасность.
На следующий день, в час, я успешно прошел оба теста. Согласно закону Макхестона я был свободен на законных основаниях и мог отправляться домой.
— Сомневаюсь, что вы снова будете нуждаться в нашем лечении, — сказал доктор Шедд. — Если учесть, сколько народу по всей стране ждет своей очереди, чтобы попасть сюда и как перегружен наш персонал… — Он подписал мою справку об окончании лечения и вручил ее мне. — Не знаю, чего вы добивались, пытаясь попасть сюда, однако сейчас вы должны вернуться и лицом к лицу встретиться снова со своей собственной жизнью, безо всяких уверток в виде ухода в якобы психическую болезнь, которая вряд ли у вас когда-либо была. Во всяком случае, я в этом сомневаюсь.
На такой нелицеприятной ноте меня официально выставили из клиники федерального правительства им. Кэзэнина в Канзас-Сити, штат Миссури.
— Здесь находится девушка, с которой мне хотелось бы увидеться перед отъездом, — попросил я доктора. — Можно ли мне поговорить с ней минутку? Ее зовут мисс Рок. — И осторожно добавил: — Это ее фамилия, а имени я не знаю.
Доктор Шедд нажал кнопку на своем столе:
— Позвольте мистеру Роузену увидеться с мисс Рок на время, не превышающее десяти минут. А потом отведите его к главным воротам и выпустите на волю: его время здесь истекло.
Крепкий санитар отвел меня в комнату, где обитала Прис вместе с шестью девушками. Когда я вошел, она сидела на своей кровати и красила ногти в оранжевый цвет и едва приподняла голову, чтобы взглянуть на меня.
— Привет, Льюис, — пробормотала она.
— Прис, я набрался смелости: я пошел и сказал ему, как ты меня научила. — Я нагнулся, чтобы дотронуться до нее. — Я свободен. Они меня выписали. Я могу отправляться домой.
— Ну и отправляйся. Сначала я не понял:
— А как же ты?
Прис преспокойно ответила:
— Я передумала. Я не стану хлопотать, чтобы выписываться отсюда. У меня такое ощущение, что я останусь здесь еще на несколько месяцев. Мне сейчас здесь нравится — я учусь ткать. Я тку коврик из черной овечьей шерсти, нечесаной шерсти. — А потом она вдруг угрюмо прошептала: — Я тебе врала, Льюис. Меня не собираются выписывать, я слишком больна. Я здесь еще долго пробуду, быть может, до конца жизни. Мне стыдно, что я сказала тебе, будто бы скоро выхожу отсюда. Прости меня. — И она ненадолго сжала мою ладонь, потом снова отпустила ее.
Я не мог ничего сказать.
Минуту спустя санитар вел меня через холлы клиники к воротам и оставил стоять на тротуаре с пятьюдесятью долларами в кармане, подачкой Федерального правительства. Клиника им. Кэзэнина осталась у меня за спиной, она больше не являлась частью моей жизни: она ушла в прошлое и, надеюсь, никогда оттуда снова не появится.
У меня все в порядке, сказал я себе. Повторное тестирование я прошел блестяще, совсем как в детстве, когда я учился в школе. Я могу вернуться в Буаз, к своему брату Честеру и папе, к Мори и своей работе: правительство меня исцелило.
У меня есть все, кроме Прис…
Где-то внутри огромного здания клиники им. Кэзэнина сидит Прис Фрауенциммер, чешет шерсть и ткет ее — грубую, черную, овечью, полностью поглощенная своим занятием, без единой мысли обо мне или о чем другом…