Некоторые мои знакомцы говорили, что есть и другие планеты. Где жизнь продолжается, и нет таких ужасов, как здесь. Заманчиво. Но чтобы выбраться из нашего треклятого города, необходимы все те же деньги и связи. А у меня пока что есть только эта жизнь, замешанная покруче сияющих в розовой дымке финтифлюшек из кино. И в ней хватает дикой природы, чудовищ, белоглазых призраков, банд, охотников, лабораторий скрытых за семью печатями и апофеозом, потерявшие всякую надежду люди. Весело жить в умирающем мире. Ты уже четко видишь край, за которым пустота, но почему-то еще надеешься выпутаться.
Я, например, мечтала о море, океане или любой большой воде. Если повезет и новая афера закончиться благополучно, честное слово, брошу все к едрене фене и переберусь на другое полушарие. Там луна в полнеба и безбрежный синий океан. И по слухам, уже почти не осталось людей. Но там это и не имеет значения. А здесь, на темной стороне, лучше жить под началом банды, чем одному на километры пустоты и одиночества. Особенно ночами. Они здесь длинные и опасные.
Я осматривалась, отмечая незначительные изменения, фиксируя их в памяти. Когда буду рассказывать Марку об этом секторе, то буду должна восстановить детально даже мелочи, все, на что другие не обратят внимания. Просто, если не буду самой лучшей, потеряю свое место. А на него найдется много желающих. Белый билет — пропуск, ради которого немногочисленные мои ближние с удовольствием перегрызут глотку любым менее удачливым собратьям. И я тоже. Потому что, в отличие от них, у меня еще есть ради кого.
Город давно поглощался лесом. Не так быстро, банды пытались сохранять на своих территориях подобие цивилизации, может потому, что всех нас пугало это одичание. Ведь запустение, разрушение там, где густые зеленые, розовато-желтые и фиолетовые заросли, погребали под собой остовы домов, машин, инфраструктуру одним словом, свидетельствовали о том, что мы проиграли войну. Вот и сейчас по черным, гладким фонарным столбам, взбирались упорные вьюны. Милые твари изумительно красиво цвели. Бутоны, размером с человеческую голову, раскрывались черными розами, источающими медовый запах, но польстившийся на них достаточно быстро терял сознание и опутывался ядовитой порослью.
Еще в самом начале конца, поддавшись всеобщей панике, люди теряли умение здраво рассуждать и вели себя подобно животным. Творимое их же руками бесчинство повлекло за собой отказ и сбои в системах безопасности. Потом бастионы, наконец, пали, «врата» отворились и вся чужеродная флора и фауна, избегать контакта с которой, мы пытались все века колонизации, начала захват нашего ареала обитания. Уверенно вытесняя нас, между прочим, с когда-то собственной территории.
Уцелевшие в те годы люди заново учились бороться. Например, не подходить к вьюнам днем. А ночью опрыскивать ядовитым раствором, который убивал их.
Очень приятно хоть что-то еще контролировать. Тем более теперь, когда почти все что можно было разрушить, разрушено, а оставшиеся запасы жесточайшим образом контролируются. Нашлись же те, кто хотел жить вопреки всему. Даже вымиранию. Такие как Марк. Или я.
День действительно выдался чудесным. Солнечно, но не до одуряющей жары, а просто тепло. Небо синее, насыщенное, и по нему мягкими мазками нарисованы розоватые облака. Птицы чирикают, щелкают, заливаются трелями, хвастливо перекрикивают друг друга. Тоже славный признак, маленькие птахи молчат, когда опасность близко. Как-то я слишком уж вольготно себя тут чувствовала. Увы, нельзя позволять себе подобную роскошь. А потом, на крыше одного из домов, я увидела любопытное зрелище, но близко подходить не стала, лишь замедлила шаг, чтобы как следует все разглядеть.
Гигантские пчелы, размеры каждой особи колеблются от пяти до семи сантиметров. Смертельно опасные для любого теплокровного существа, будь то кошка, человек или слэй-ю из леса. Они живым ковром покрывали скат крыши, и беспрестанно двигались, издавая равномерный гул. Иногда по блестящей однородной массе, состоящей из коричневых телец, пробегала живая волна, сигнал, означавший — не подходи ближе. Я и не пыталась. Насекомым, которые пьют нектар вьюнков и делают из него мед, такой самоубийца на потеху. Тем более, пчелы всегда чрезмерно агрессивны и подозрительны, если так можно сказать.
В проулках, я держалась настороженно, слишком много разрушений вокруг. Есть где спрятаться. Заброшенные окраины всегда такие. Опасные и соблазнительные. Зато деревья тут порядком разрослись. Некоторые прямо сквозь дома сцеплялись ветками и образовывали мощный узловатый ствол, вздымающийся вертикально вверх, один на всех, обхватом в двадцать, а то и все тридцать метров. Нет, конечно, образовывали такие гигантские композиции только около двадцати процентов из них, остальные деревья выглядели обычно. Среди них встречались и паразиты, удушающие подобно вьюнкам неудачников, а еще я увидела довольно редкое по нынешним временам фруктовое дерево. Оно сетью раскинулось на полквартала, погребая руины под длинными и гибкими ветвями-лианами. Круглые оранжевые плоды его, насколько я знаю, съедобны и даже вкусны, но лезть за ними по камням не хотелось. Тем более, под безобидным пологом фиолетовой листвы могли расти куда более опасные растения.