В принципе, даже если бы в ход пошли кулаки, я мало что чувствовала. В любом случае, такую боль, которую мне причиняли раньше, уже не повторить. Но кому понравиться, когда его стучат головой об стену и невежливо угрожают? Я немного переросла кукольный дом, в котором меня когда-то держал Сневедович. Почувствовала вкус к свободе от чьей-то воли. Поэтому, молча и с силой оттолкнула Явора от себя. Конечно же, это плохо кончилось.
В результате удара, он получил сотрясение мозга, а еще перелом запястья, которое я сжала со всей нежностью, что пробудили во мне воспоминания дней бесконечных оскорблений и унижений, не сильно разбираясь, чего в них больше, злости на него или клокочущей ярости на всех моих обидчиков без исключений. Теперь Явор лежал в медблоке. Меня же посадили на гауптвахту, до выяснения обстоятельств.
Как витиеватым матом сообщила Марта, он развлекался тем, что всячески склонял мое имя. Обещал направо и налево, что когда мы пристыкуемся к станции, я вылечу из экипажа за драку, а он при этом наградит меня пинком под зад. Паскуда.
Последнее, было добавлено лично от Марты с самым презрительным выражением лица. Моя новоявленная подруга страшно переживала, почему-то ни капли не сомневаясь в невиновности дурынды, как она ласково меня называла, грозила Явору небесными карами и банальным — набью морду урод у — а также, утешала как умела. Свободного места на «Астре» было немного, поэтому меня заперли там же, где я проживала. И поскольку Марта являлась начальником службы безопасности, то имела беспрепятственный доступ в мою каюту, куда приходила сообщать последние новости и подбадривать.
Чем я заслужила симпатию Марты, не представляю. Она почти не знала меня, и о таких как я, но в груди ее, наверное, билось горячее сердце. В любом случае, сомнений, что участь моя решена и уже через два дня, я окажусь черти где, без средств к существованию с окончательно испорченной репутацией, у меня не было. Ну, что стоило потерпеть выходки Явора ради такого хорошего места? Я корила себя за несдержанность и пресекала все попытки робко нашептывающего голоска донести до моего сведения, что никто не заслуживает такого обращения. Даже кукла.
И вот сегодня Марта пришла за мной, чтобы проводить к капитану. Хлопнула по плечу, в своей обычной манере, и затрещала сорокой, советуя не падать духом, а рассказать все как есть:
— Велимир отличный капитан. Он справедливый человек, чтоб мне сдохнуть, если вру, — с жаром говорила она. — Поверь, если кто и разберет чин по чину, то только он. Я десять лет его знаю. Ох, бля! Ну, разве можно догадаться, что парнишка с масляными манерами окажется таким куклофобом и сукиным сыном? Увы, подруга, на то и жизнь наша как зебра, тут не угадаешь. Но только, слышишь, Таб, ты запомни, тебе далеко до ее задницы.
Я пыталась вникнуть в суть сказанного, но слова ускользали, шелестели как обертки от конфет. Сневедович очень любил конфеты, а я ненавидела звук разворачивания этих бумажек. Он означал, что ему весело. Когда ему становилось весело, мне следом, больно. Страх туманом заползал в душу, тихонько обволакивал противным ощущением вязкой пустоты. Марта всматривалась в мое лицо. Искала какие-то эмоции, наверное. Сейчас, тронутая ее добротой, я хотела бы показать их, но не могла.
Она помотала головой и зло стукнула кулаком о стену. Виновато улыбнулась:
— Нам пора, Табат. Ты, это, как-то покажи, о чем думаешь, а? Я же знаю, ты чувствуешь вину. Но почему? Ведь ты жертва. Не этот гребанный Явор, со своей сломанной культяпкой! Марат хотел свернуть ему шею. Такое поднялось, эх, видела бы. Да, ты странная, конечно, можно сказать даже слегка притрушенная, — Марта пожала плечами, типо, ну что поделать раз так, и закончила, открывая дверь:
— Но, подруга, ты должна знать, мы на твоей стороне. Я лично видела запись, где этот недобитый инвалид, стучал тебя головой об стену. Да какой же, бля, сукой надо быть, чтобы…
Она захлебнулась негодованием, махнула рукой и быстро вышла. Мне показалась, она расстроена даже сильнее, чем показывает. Интересно, почему? Я вышла за ней и попыталась унять дрожь, которая начала бить меня при мыслях о разговоре с капитаном. Вот и кончилось время тихой радости и безопасности. Впереди снова неизвестность.
Марта довела меня до каюты Велимира и остановилась рядом, сочувственно смотря, но пряча в глазах ярость:
— Табат, мы бы никогда так не поступили. Ты веришь мне?