Кира промолчала, но я заметила, как ярость в ее глазах утихает, сменяясь печалью.
Кабо мягко положил руку ей на плечо, и она не скинула ее нервным движением, а как-то обмякла, сгорбившись.
— Зачем он устроил нам это шоу? — Спросила она его. Кабо широко улыбнулся, потряс волосами, а потом скорчил мне рожу:
— Чтобы мы не скучали. Или ты забыла, Кира? Приказы и решения Велимира не обсуждаются.
— Ты поняла меня, кукла? — С неожиданной резкостью обратилась ко мне Кира. Я кивнула:
— Отлично. И не забывай о том, что я сказала. Отвали Кабо, эти твои шуточки, — отмахнулась она от азиата, который пытался воткнуть в ее короткие темные волосы цветок, сорванный с ближайшего куста. Но в голосе ее осталась лишь усталость и ничего более.
Когда Кира ушла, мы с Кабо какое-то время стояли молча, слушая равномерный звук капель. Он разглядывал меня, а я собиралась мыслями, переваривая информацию.
— Так что ты знаешь о куклах, Табат? — Внезапно спросил он.
— Не так много, — ответила я. Откровения с Кабо пока не входили в программу. Я вовсе не была уверена, что могу ему доверять. Да, он заступился за меня сейчас, но с таким же успехом это мог оказаться пункт его плана. Какого такого плана?
Я почувствовала, как сначала закипает раздражение, а потом и страх вспыхнул с новой силой. Они чего-то хотят от меня. Тоже будут причинять боль, и требовать ответов на вопросы. Но у меня нет ответов…
— Таб! — Кабо не пытался проделывать со мной тех же штук, что с Кирой. Стоял и смотрел. Мне в голову пришла забавная мысль а, быть может, он боится меня? Меня и моей силы, которая едва проклюнулась. Это откровение было ошарашивающим, и широко распахнув глаза, я уставилась на него.
Азиат уже не улыбался. В его позе чувствовалась странная напряженность, но не страх.
— Табат, — настойчиво позвал он снова, призывая меня откликнуться. — Ты скажешь мне еще что-то?
— Что?
— Ты видела других кукол?
— Все что я видела, Кабо, это несколько станций в космосе. Одну или две захудалые планетки, и то, мельком. Зато я очень много времени провела на корабле, среди таких затейников, как Сневедович. Они развлекали меня и фантазиям их несть числа. Мне отчего-то никогда не приходило в голову задавать им лишние вопросы. Инициатива, знаешь ли, наказуема. Разве в гареме твоего отца было иначе? Я хорошо понимаю Киру, правда. Зло причиненное ей одной куклой было достаточным, чтобы она возненавидела весь мой род.
Я вдруг увидела, с какой жадностью Кабо ловит каждое слово, и почувствовала ярость. Даже не гнев, а горячую, струящуюся по венам ненависть, вызванную его человеческим нездоровым любопытством, и мне захотелось заставить его испытывать стыд:
— Я долго не могла понять, за что меня так наказывают? Ведь видела, как на «Звезде» парни относились друг к другу. Да, они спорили, бывало, и дрались, но никогда с ними не происходило такого как со мной. Когда на станциях они снимали шлюх и приводили на борт, я видела и слышала разные вещи, но женщин не избивали до полусмерти, не душили, не засовывали иголки под ногти. Конечно, Сневедович обо мне заботился, своеобразно, да, но убить бы меня он не дал. И такое со мной проделали лишь один раз, один умелец постарался, за якобы серьезный проступок. Я отказалась делать то, что он приказал. Но я кукла, а не шлюха. А вот затрещина и тычок были моими верными спутниками годы, знаешь ли, как утро и ночь. Неизменное всегда.
Мне хотелось кричать, но я говорила медленно и четко, почти смакуя для него каждое слово:
— Я так и не нашла причины, наверное, потому что ее не было. Я поняла со временем, вынесла из бесед с врачом «Звезды» и Сневедовичем. У каждого из них было свое представление об извращениях. Они учили и разговаривали со мной о многом, но никогда не давали забыть о том, что я просто умная вещь. Как компьютер. Или живая игрушка. Вещь, которая имеет цену, но не ценность. Вот это ты хотел услышать?
Я запыхалась, толкая безумную для меня по откровенности и смелости речь. И теперь, глядя в глаза Кабо, понимала, что если он в своем праве хозяина, ведь любой человек — хозяин куклы, даже если она свободна, как я сейчас, стукнет меня, я ударю в ответ. Второй раз, думаю, будет легче.