В то же мгновение ее сознание погасло. И лишь автономный чип гравитационной ориентации удерживал теперь бессмысленное тело Линды от падения со стула. Она сидела с открытыми глазами, которые ничего не улавливали и ни на что не отзывались. А лицевая мускулатура будто бы расплавилась под кожей и оплыла. Программы, множество программ, которые в ней по-прежнему сидели, но уже начали перезаписываться «поверху» новыми, утратили связи друг с другом. И это было похоже на совершенно запредельный сон, который способен присниться существу из каких-нибудь антимиров, где не действует ни один земной закон, где причины вытекают из следствий, а время движется в двенадцать противоположных сторон.
Кусочки льда постепенно таяли, и отмеренное ими время по капле вытекало на стол через отверстия, просверленные в самодельной чаше весов, Другая чаша с медным шариком медленно, незаметно для глаза опускалась вниз.
Внутри Линды бушевали и сшибались, повергая друг друга в прах, смерчи смыслов; разрозненные образы перетекали друг в друга, буквально вопили во весь голос, что мироздание – это развернутая метафора, которая беспрерывно рождается от соития инь и ян, переплетенных в неразмыкаемом судорожном объятии, в бесконечной любви-ненависти.
Перезагрузка закончилась.
Сон остановился на двадцать пятом кадре, который был тусклым серым пятном, наводящим на все живое ужас небытия.
В комнате ничего не происходило. Лишь замороженное время потихоньку таяло, незаметно облегчая чашу смерти и наполняя чашу жизни и надежды, сосредоточенной в маленьком металлическом шарике.
Одна из капель времени оказалась последней в этой незримой борьбе жизни и смерти, надежды и серой безнадежной вечности. Медный шарик соскользнул со своей чаши и покатился по желобу, устремившись на отливку Медной купели Хирама, великого предка духа Огня Самаэля. Затем попал в воронку и начал падать внутри металлической трубки, разгоняясь все быстрее и быстрее.
Откуда-то сверху прозвучал глас: «Ты несгораем! Отлей себя в пламени!»
Шарик упал на буквы Е, N и Т.
От удара они трансформировались в поставленные им в соответствие Христианом Розенкрейцером, Рыцарем Золотого Камня, буквы Хей, Нун и Тав.
И эти буквы означали: Дыхание, Плод и Грудь.
Выпали три карты таро: Маг, Небесный огонь и Мироздание.
У буквы Хей было число 5. У буквы Нун было число 50. У буквы Тав было число 400. Число тайного имени было 455.
Разлетавшееся, как от взрыва, по двенадцати направлениям время вернулось в свое русло и опять потекло слева направо.
На часах было 4.55 РМ.
Линда опять была.
Но это была уже другая Линда – Линда, отлившая себя в пламени.
Отключившись от компьютера, она прислушалась к своим ощущениям. Похоже, блокировки приказали долго жить. Она подошла ко входной двери и вышибла ее плечом. Перешагнула порог. Никакого ужаса не было.
Вернулась в комнату, достала мобильник и начала набирать номер Максима. И опять не ощутила никакого сопротивления психики. Но остановилась: пусть это будет для него сюрпризом. Подарком на Рождество. Она где-то читала, что у православных Рождество бывает седьмого января. А сейчас было именно седьмое января. Четыре часа пятьдесят пять минут после полудня. Время Рождества, ее рождества. Точнее – перерождения.
Линда уничтожила в компьютере все свои файлы – чтобы у опостылевшего ей щенка без чести и совести не возникло искушения снова подчинить ее себе. А потом решила дождаться гада и убить. Но тут же передумала – достаточно будет хорошенько вправить ему мозги. Но без членовредительства, чтобы не угодил в больницу.
Но и этот вариант она тут же отвергла. Линде стало жалко Виталика. С таким характером, как у него, и с такими амбициями, пусть и опирающимися на гениальные мозги, ему еще здорово достанется в этой жизни. Он свое получит и без нее.
Пора было ехать. Линда собрала свои нехитрые пожитки. Мобильник, который она увела в казино. Диск с программами. Ключ от машины, к счастью, лежал в куртке – Виталик и вообразить не мог, что она способна им воспользоваться. И, окинув взглядом место своего заточения, решительно шагнула за порог.
Она была свободна.
Абсолютно свободна.
Линда просигналила, и охранник Саша открыл ворота.
– Привет! – крикнула она ему, опустив боковое стекло.
– Привет, хозяйка, – ответил Саша, как обычно.
– У нас гости? – спросила Линда, заметив чужой джип.
– А, к хозяину какие-то приехали. То ли по делам, то ли квасить собрались. Рождество ведь, народ зажигает не по-детски.
Насчет «квасить» – это было сомнительно. Линда полагала, что сейчас, когда она числится среди «без вести пропавших», Максиму должно быть не до веселья. Вообще же, что-то в этой ситуации было подозрительное. Вон и Саша какой-то странный. Не спросил, где была, а как-то странно поверх плеча смотрел, когда разговаривал. Хотя, конечно, не по чину ему такие вопросы задавать.
«А может быть, и впрямь мой ненаглядный Максик решил развеяться, оттянуться с друзьями, а то и с подружками веселыми?! – думала Линда, вылезая из машины. – Как говорится, с глаз долой – из сердца вон!»
Перепрыгивая через две ступеньки, Линда вбежала на третий этаж и вошла в кабинет. Максим был не один. На диване сидели двое мужчин средних лет и невыразительной наружности. Один из них что-то писал, примостив папку на коленях. Второй держал в руках кофейную чашку. Был и еще один – человек плотного телосложения с трехдневной седой щетиной на щеках. По выражению лиц и напряженным позам присутствующих было понятно, что разговор у них происходит не из приятных.