Владимир Кобликов
Кукла
Татьянка — моя соседка. Если говорить о ее внешности, то прежде всего надо говорить о ямочках на щеках, хитрющих глазах и косичках, которые растут не вниз, как положено им расти, а в стороны. Татьянкины родители ничем не отличаются от большинства родителей. Они учат четырехлетнюю девчонку музыке, поражаются ее успехам, опасаются дурного влияния улицы и с ужасом думают о том дне, когда Татьянка придет и скажет: «Познакомьтесь — это мой жених». Не отстают от других Танины родители и в спорах о том, с каких лет отдавать детей учиться в школу — с семи или восьми.
Мы с Татьянкой — закадычные друзья. В моей квартире она полная хозяйка и даже лучше меня знает, что где лежит. И если мне надо что-то найти, я всегда обращаюсь за помощью к Татьянке. Сначала она смешно морщит нос — вспоминает, потом, просияв, безошибочно находит потерянную краску, кисточку или какой-нибудь прошлогодний этюд.
Прежде чем войти ко мне в комнату, Татьянка стучится и спрашивает:
— К тебе можно?
Получив разрешение, долго вытирает ноги и интересуется, какая сегодня будет работа. «Работы» у меня всегда много. Это позволяет Татьянке вполне справедливо ворчать: «Что бы ты без меня делал?» Она права: очень трудно бы жилось без нее. Я скучаю, когда девчонка уходит гостить к одной из своих двух бабушек. Но такие визиты неизбежны. Тане они нравятся: бабушки не знают, чем ей лучше угодить. Что из этого выйдет — посмотрим. Пока же она всех приводит в восторг лукавой мордашкой, смышленностью не по летам и, конечно, своей недетской речью. Невольно улыбаешься, услышав от Татьянки «эпохально», «ты сильно накраплачил» или «у моей бабушки барахлит щитовидка».
Позавчера Таня предотвратила скандал на кухне из-за упущенного молока. Как ни в чем не бывало, она спокойно разгуливала среди жильцов и вытукивала на зубах перламутровой пуговкой какую-то мелодию.
— Брось ты от греха эту пуговицу, — посоветовал сосед, по вине которого было упущено молоко.
Татьянка с сожалением посмотрела на него и наставительно уточнила:
— Пуговица эта не от греха, а от маминого лифчика.
Мама молча увела девочку в комнату, зато скандал не состоялся.
Моя приятельница очень любопытна. В любопытстве она, думается, уступает только нашей соседке-машинистке: сказывается возраст. Таньку интересует буквально все, начиная от того, почему солнце не падает на землю, кончая вопросом — «едят ли милиционеры?»
О любопытстве ее я заговорил не случайно. Оно приносит мне немало хлопот. Я всегда с опаской отвечаю на каверзные вопросы девочки, не зная, что говорили ей об этом родители. Если внушалось ей, например, что она найдена под капустным листом, а я это опровергну, то Таня кому-то не поверит.
Совсем недавно она принесла мне огромную куклу:
— Дядя Боря, помоги мне починить эту Эльзу.
Чинить Эльз мне никогда не приходилось, но не помочь другу нельзя. У куклы была оторвана рука. Пришлось стать игрушкиным доктором.
— Кто же сделал ее калекой? — спросил я у Танюшки.
— Я, — ответила девочка таким тоном, будто отрывать куклам руки — самое привычное для нее занятие.
Куклу мы чинили долго, но сделали, кажется, хорошо.
— Вот и опять, как новая, — обрадовалась Таня, — зря мне только нервы портили. — И она сделала жест в сторону своей квартиры.
Подумала и спросила:
— А ты как думаешь: до завтра рука продержится?
Я дал гарантию. Начал девочку рисовать и, чтобы не скучно ей было, завел разговор об Эльзе.
— Татьянка, а зачем ты оторвала ей руку?
— В живот заглядывала. Оттянула руку и стала смотреть в дырочку. А резинка мешала. Я потянула, резинка — хлоп. И оторвалась…
После этого Татьянка решила больше не верить докторам. Она давно хотела «слазить куклам в живот», так как сосед наш — врач — часто предлагал девочке полечить куклам желудки. Теперь Танюшка убедилась, животы «куклинские ненастоящие, и Матвей Андреевич — врач ненастоящий».
Я стал спрашивать, кто Тане «портил нервы». Оказывается, это делал Танин папа. Он говорил, что Таня вконец испорченный ребенок, что надо попробовать ей самой открутить руку и посмотреть, понравится ли ей это. Мама Татьянкина «стала совсем невыдержанной» и пообещала папе купить взамен «паршивой куклы сто хороших» с условием, если он не будет «портить нервы ребенку». После этого у Тани, видимо, совсем испортились нервы, и она громко заплакала. Мама перестала разговаривать с папой, а папа пошел курить на кухню.
Оставалось неясным, почему девочка хотела, чтобы рука «продержалась» до завтра.