Фактически всех девчонок из нашей компании оприходовал чуть ли не каждый парень. Но только не ее, хотя я и этот ублюдок были далеко ни единственными, кто хотел быть с нею. Таких просто так не пустишь по кругу. У них есть чувство собственного достоинства и прочая фигня. Так что ее уважали. На фоне остальных девок она выделялась не только внешне. Те все были просто дырками, большинство из них не блистало умом. Но она... В ней было все. Это такая редкость. Порой видишь красивую девчонку, а она тупая как пробка. Та, что имеет извилины, страшна как моя жизнь. Ну и так далее. А эта выигрывала по всем фронтам. Это восхищало. И бесило. Не может человек быть настолько идеальным. Но она была. И если ты видишь нечто столь бесценное, ты хочешь обладать этим. Если же тебе это не достается, то пускай оно лучше сломается.
Разве вам не хочется покататься на крутой тачке, которую видите в дорогущем салоне? А если на следующий день эта колымага появляется у вашего соседа, возникает желание провести ключом по капоту или проколоть шины?
Я почти осознал, что она со мной не будет. Но продолжал общаться, потому что с ней было реально интересно. Меня к ней тянуло. И я не прекратил фантазировать о ней, драконя тузика, но осадок портил всю малину. Оставались призрачные сомнения: вдруг она и правда подумала, что я шучу? Глупо было такое предполагать, но надежда хватается за любую соломинку, чтобы продолжать душить тебя несбыточными мечтами.
Эта стерва вела себя так, будто ничего не произошло. Совсем. Все так же заговаривала об этом придурке и делала вид, что он ее не интересует. Я даже спросил ее как-то, но она все отрицала.
Но однажды я пришел на хату к нашему общему знакомому. Мы у него тусовались, когда его родоки сваливали в командировку. Они пахали на одном предприятии и отсутствовали доброю половину времени. Дверь у этого кента не закрывалась, если он готов был принимать гостей. Я зашел без всякого предупреждения и поплелся на кухню, откуда доносилась громкая музыка. Он курил там с парой шалав и двумя пацанами. Я присоединился, поболтали о том, о сем и пошли в гостиную. Из соседней комнаты доносились звуки возни, но я не придал этому значения - там вечно кто-то трахался.
Этой стерве я звонил пару раз, но она не брала трубку. Я подумал, что спит, время было уже не детское. И каково же было мое удивление, когда из той самой соседней комнаты вышла она, а за ней выплыл этот ублюдок, демонстративно застегивающий ширинку.
Я чуть ли не проблевался. Мне было так противно. Так противно! Строила из себя недотрогу и дала ему на занюханном диване. Да, я знал, что он ей нравился. Но она не дала мне этого знать. Она воротила нос и врала мне в лицо, говорила, что он ей просто друг. А кем был тогда я? Я же тоже был ее другом. Почему бы ей тогда не трахнуться и со мной?
Когда все снова вышли дымить на кухню, я задержал ее за руку. Она неохотно осталась и сказала своему пахарю, что скоро придет.
Она была хрупкой девочкой, раза в два меньше меня, так что мне не стоило большого труда заткнуть ей рот и притащить к тому самому дивану. На кухне по-прежнему орала музыка, поэтому не стоило волноваться о том, что кто-то услышит ее мычание. Я быстро стянул с нее легинсы и трусы, она все еще была влажной после этого придурка. У меня уже все дымилось, так что я быстро расчехлился и вставил ей. Из ее лживых глаз текли крокодильи слезы, она пыталась сопротивляться, но я сказал, что разобью ей морду, если она не угомонится. Она знала, что я способен на это. Я многое успел рассказать ей за время наших прогулок. Я прижимал свою ладонь к ее наглой роже и чувствовал ее гладкую кожу. Другую руку я засунул ей под лифчик и быстро кончил, ощущая ее полные груди и узкую дырку.
- Скажешь кому-то - изуродую.
Мне не нужно было повторять дважды. Мы оба знали, что стоит ей открыть рот, я сделаю из нее квазимодо. Она старалась не смотреть на меня, натянула одежду и вышла. Я знал, что она никому не скажет, но кто может быть в этом уверен? Спустя минуту я вышел на кухню. Ее там не было. Ее нигде не было.
Она так никому и не сказала. Наверно, боялась за свое кукольное личико.
Ни на следующий день, ни неделей и ни месяцем позже она не вернулась в компанию. Опять остались только шалавы и недалекие бабы. Таких, как эта стерва, среди нас не было ни до ее появления, ни после ухода. А что этот придурок? Он получил свое, что ему еще надо? А я бы любил ее, если бы она мне это позволила. Но она не захотела пить нектар из дерьмовой чаши.
Кого я обманываю? В моей «чаше» нет «нектара». Есть злость. И да, я знаю, что сам смотрю на красивых. Таких, как она. И мне нет дела до «нектара» тех, что упакованы в страшные рожи. Но я хочу чем-то делиться, дарить и быть услышанным. И если они не принимают мою любовь, я готов отдать им свою ненависть.