Не знаю, звонил он мне, пытался ли связаться. Но думаю, что нет. Он знал, где я жила, поэтому при большом желании мог бы справиться с задачей нажать на кнопку дверного звонка. Но он этого не сделал. И я была этому рада. Хотя о радости и речи быть не могло. Просто его отсутствие было лучше присутствия.
После моей первой попытки выйти из дома я стала искать помощи в незримом помощнике - интернете, хотя даже поисковый запрос пугал меня. Мне казалось, что кто-то увидит то, что я искала. Поэтому всякий раз удаляла историю, несмотря на то, что ноутбуком пользовалась только я. Тогда я впервые заплакала, после того, как слезы не помогли мне в ту страшную ночь. Я увидела, что не одна. Это и пугало, и помогало. Миллионы девочек и женщин, столкнувшихся с этим страшным несчастьем. Мы все были в одной лодке, но я все равно чувствовала себя за бортом.
Я плакала и не могла успокоиться. Не знаю, сколько это продлилось. Два дня, десять. Не знаю. Родители поверили в то, что я якобы рассталась с парнем. Сказали, что готовы помочь, если нужно. Но я просто попросила меня не трогать. И они отошли в сторону без лишних расспросов.
Когда слезы высохли, я обнаружила в себе новое чувство. Первое чувство похожее на призрак жизни - ненависть. Она затмила страх, затмила стыд и обиду. Я начала ненавидеть. И только тогда смогла выйти на улицу. Только благодаря этому чувству, которое многие пытаются подавить и от которого бегут как от огня, я смогла понять, что это не конец. Я вернулась к учебе и решила, что всем назло останусь жить. Что выживу.
И я выжила.
Всем назло.
Ему назло.
Больше года мне потребовалось на то, чтобы найти лучшую мотивацию. Я вспомнила увлечения, занялась рисованием, выплескивала на холст то, что разъедало меня изнутри. Перебирала массу вариантов того, как смогу исправить свою жизнь, как смогу избежать повторения тех страшных событий, как смогу стать кем-то другим - не девушкой, которую изнасиловали.
Но это был дохлый номер. Это была я. Всегда только я. Всегда только с тем багажом, который пополнило мое прошлое.
Я снова сдалась и довольно долго не проявляла интереса к жизни. Ничего не хотелось. Ни в чем не было смысла.
И тогда я увидела его. Семен стоял возле магазина и курил. Я будто вернулась в ту ночь, на тот старый диван, под его тяжелое потное тело. Я не могла издать и звука, потому что мой рот закрыла его невидимая огромная рука. Меня затрясло так, что я чуть ли не потеряла сознание. Я сама не заметила, что бегу. Бегу прочь. Я бежала так быстро, как только могла.
Я заперлась дома и закричала. К счастью, родителей не было. И «выкричала» весь этот ужас, копившийся во мне с того жуткого момента.
Тогда я решила, что никакое ничтожество, попытавшееся разрушить мою жизнь, не сможет этого сделать.
Я снова взялась за кисть. И нарисовала эту картину. Картину, на которой была маленькая девочка, раздавленная огромным ботинком. Я долго смотрела на нее. Смотрела на глаза девочки, полные страха. Смотрела на грязный ботинок, прошедший ни один километр, чтобы в итоге наступить на нее.
Я сожгла эту картину.
И освободилась.
Я приняла свое страшное прошлое и то, что ничего не смогу с этим сделать. Что просто буду жить дальше. Без оглядки.
Не сразу, но я стала приходить в себя. Эмоции по поводу одних и тех же мыслей об изнасиловании, менявшиеся на протяжении долгого времени, наконец потеряли былую яркость. Это была я, это было мое тело, моя душа. Этот человек, называвший себя моим другом, посмел взять это без спроса, как вещь, которой можно попользоваться и выкинуть. Но это была я. Не вещь. Живой человек. Человек, доверявший ему. Сначала это было непонимание, неверие в то, что такое возможно. Это же я? Я, да? Нет. Не я. Этого не могло произойти со мной. Никак не могло. Потом было возмущение. Как он посмел?! Это я! Мое тело! Мое!!! Но в итоге я поняла, что, да, это я, это мое тело, и тот человек не имел права этого делать, но это случилось, это не изменишь. Я переверну страницу и попытаюсь спать спокойно.
Однажды я встретила Пашу. Я старалась не наталкиваться на старых знакомых из компании, поворачивала за угол до того, как они меня замечали. Но на этот раз он сам окликнул меня со спины и стал расспрашивать, куда я пропала, что случилось. Я сказала, что решила плотно заняться учебой, и прочую ерунду. Постаралась побыстрее уйти, но не вызвать никаких подозрений. Мне было тяжело видеть его, потому что любой из той компании напоминал о случившемся. Любой ассоциировался с грязью, предательством и стыдом. Пускай это сделал только один из них, но, получив нож в спину от одного человека, вы можете поверить в то, что абсолютно все люди - безусловное зло.