Выбрать главу

— Такова наша женская доля, — сказала я дочке. — Мужчины развлекаются, а мы сидим дома с детьми. Обижаться тут не на что. Развлечения — не для женщин, привыкай к этому.

Я хотела подготовить её к будущему, но почему-то это вызвало только слёзы.

Глядя из кухонного окна на резвящихся малышей, я невольно вспоминала о тех, кто остался в детдоме. У них нет не то что речки, а даже такого бассейна. Несмотря на усталость, я должна найти в себе силы взять и воспитать ещё одного или двоих — в память о Гоше. И в искупление вины за Егорку, которого не смогла отвоевать. Я просто обязана. Так я и сказала маме, но она не ответила.

Едва начался август, как мама и свекровь, словно сговорившись, по нескольку раз в день говорили старшим детям:

— Осень. Скоро в школку, — чем несказанно портили им настроение.

Бьюсь об заклад, бабушки думали, что этими словами пробуждают в детях приятные воспоминания о любимой школе и настраивают их на успешную учёбу.

Если Ваню от школы тошнило и всё, то у Алины она вызывала суеверный ужас. Утренние сборы превращались в пытку, весь первый учебный год я выталкивала её за дверь силой и зарёванную. Чего только не выдумывала моя лентяйка, лишь бы не учиться — и что её там бьют, и что она всю программу уже знает, и что учительница пишет с ошибками — мне приходилось быть очень строгой, чтобы дочь соблюдала дисциплину. Даже новая школьная форма и белые гофрированные банты не радовали мою Алю. Чем ближе лето катилось к первому сентября, тем мрачнее она была, и каждое бабушкино «скоро в школку» заставляло её вздрагивать.

Я не только стирала, убирала и готовила. Параллельно всему этому я ещё лечила детей от насморка, который они схватили в бассейне, разнимала дерущихся мелких, возила всех по очереди к зубному врачу, лечила зубы сама, меняла на кухне кран, травила дихлофосом шершней, красила рамы, копала помойную яму и стригла обнаглевший виноград. Мышей ловили кошки. Одного мыша дети у них отобрали, и пришлось покупать клетку. По ночам мыш гремел колесом, и я поставила его на кухню. Дети в нём души не чаяли, кормили зёрнышками с рук и звали Хвостатиком — хорошо, что этого имени не слышали психологи, а то у нас опять были бы неприятности.

Коле надоело ездить в Метро, и я ходила к Таньке в магазин. Дороже, но ближе. Ближе, но дороже. Мы потихоньку снова начали беседовать.

— Я слышала, у тебя семеро по лавкам?

— Пятеро, — уточнила я.

— Устаёшь, небось.

— Бывает, с ног валюсь. Зато вечером улягусь на диван, соловьёв послушаю — и вроде отдохнула.

— Какие соловьи, мать? Август на дворе.

Я что-то пробормотала о кормушках и благодарных птицах, которые поют у нас круглый год, расплатилась и понесла сумку домой. Теперь я ходила за покупками каждый день — ещё полчаса долой. Козёл все-таки Коля. В каком-то смысле Танька была права, сейчас для птичьего пения не сезон — но я же своими ушами каждый вечер слышала из мансарды жизнерадостный хор пернатых, в том числе соловьёв! Я привыкла к этому пению, оно меня успокаивало, и я до сей поры не сомневалась, что птицы просто благодарят нас за корм. Усмотреть в их позднем пении что-то странное мне не приходило в голову.

Летом в девять ещё светло, но я требовала, чтобы все дети к этому часу лежали в постели, и они послушно ложились, однако галдели, прыгали в кроватях и кидались подушками до одиннадцати. Я охрипла на них орать и плюнула, разрешив спать в десять, и к одиннадцати они успокаивались, бедокуря один час вместо двух. Я плюнула ещё раз и разрешила спать в одиннадцать. Сама доползала до дивана в одиннадцать с копейками.

Когда дети уже спали, я оторвала Колю от телевизора.

— Коль, тебе птицы во дворе спать не мешают?

— Бу, — ответил муж.

— Понятно. Спокойной ночи.

====== 6 ======

А наутро мне стало не до птиц. Заплетая, как обычно, косичку Эле, я обнаружила в её соломенных волосах…

— Это ещё что такое? Этого нам только недоставало!

После завтрака я оставила Алю за старшую, а сама побежала в аптеку. Увы, в местной убогой аптеке таких изысканных предметов, как шампунь от вшей, не водилось. Аптекарша даже не знала, что от них бывает шампунь.

— Керосинчиком их, керосинчиком! — посоветовала мне она по доброте душевной.

Нужно было ехать в город. Я дождалась маму, обрисовала ей проблему в двух словах и умчалась на остановку. Чёрт меня тянул за язык. После этой небольшой поездки я на всю жизнь поняла, для чего бывают сотовые телефоны. Был бы у меня мобильник, я бы позвонила и предотвратила.

Я купила «Педикулин» в привокзальной аптеке, зашла в буфет за диетическим печеньем для детей и со спокойной душой поехала обратно. Не знаю, к какой группе неприятностей отнести то, что произошло в моё отсутствие, к крупным или к мелким. Наверно, всё же к мелким — учитывая то, что свалилось на нас позже. Войдя в дом, я выронила сумку и замерла на пороге. Меня не было каких-нибудь часа полтора, но этого хватило моей маме и подоспевшей свекрови, чтобы сотворить с детьми невообразимое.

По всему залу валялись жуткие клочья волос, дети ревели, а над всем над этим летали две гарпии с ножницами и бритвенными станками — мне сначала даже померещилось, что у них есть клювы и когти. Воняло керосином. Одна из гарпий бросила ножницы и схватила телефон.

— Алло! Домна Григорьевна, простите, что побеспокоила. У моих внуков — ВШЫ!!!

— Мама, Галина Георгиевна, вы что наделали? — я не разуваясь прошла по волосам и села в кресло.

— Это ты что наделала! — вскричала мама, перекрывая ГГ. — То чесотка, то вши. Одна зараза! Это ты с детдомовскими принесла.

— Они же только у Эли были, — простонала я.

— Я и говорю — с детдомовскими. Устроила в доме приёмник-распределитель.

— Три месяца прошло! Скорее уж на пляже подцепили. И сейчас не стригут от вшей, а просто моют лечебным шампунем, — я показала им пузырек, но бабушки пылали праведным гневом.

— Алло! Люся! У нас вши!

— Во все времена от вшей стригли! — каждое мамино слово было как удар по столу.

— А остальных зачем?

— Чтобы не заразились.

— Алю-то зачем! Ей через неделю в школу! — чуть не ревела я вместе с детьми. — Во что вы её превратили? Я же ей банты купила…

— Алло! Лариса Александровна! Вши!

— Хочешь, чтобы она всю школу перезаразила? Об нас и так слава идёт.

— Какая мать, какая мать! Во время войны такого не было.

Вы хотите войны? Вы её получите. Я рванула телефонный шнур из розетки и заорала:

— Валите отсюда! Обе!!!

Это максимальная вежливость, на какую я была способна. Знаю, что мам нужно уважать, но тогда всё во мне кипело. Не сразу, разумеется, они покинули поле боя. Сначала напели много хорошего и мне, и детям. И где носит этого прохиндея Колю? Когда нужен, никогда нет. Я схватилась за голову. Впору было нарисовать на стене хвост и вызвать психолога.

Первой мыслью было оставить волосы валяться до возвращения мужа, пусть посмотрит. Но, вспомнив о его прогулках налево, решила, что сейчас вызову этим только раздражение, и принялась вычищать зал под затихающие всхлипы. Потом пришлось отмывать всех от керосина и менять одежду. Керосин гораздо лучше серной мази, потому что он вещество летучее и быстро выветривается, и выбрасывать одежки я на этот раз не стала.

Господи, что за мамы! У всех детей бывают вши, чесотка, ветрянка, и это всё лечится — не в девятнадцатом веке живём. Ну зачем же устраивать из каждой детской напасти апокалипсис?

Алинка ревела в своей комнате и отказывалась выходить. Ещё бы, у неё были шикарные тёмно-русые волосы до задницы, от природы вьющиеся, которыми она дорожила и не дала их остричь даже на время болезни. А теперь их нет! Да ещё перед первым сентября. Эля говорила мне: «Хочу отхащивать длинные волосы, чтобы быть пхинцессой. У всех пхинцесс длинные волосы». Как же, побудешь с бабками принцессой! Сеня и Тиша не особо травмировались — поревели немножко за компанию и начали игру в Фантомаса. «Я Фантомас! — Нет, я! Я лысее тебя!»