— Что?
— Гоша, конечно, мог ошибиться, — в нерешительности сказал наконец старик. — Он еще молод…
— И что же такого он нашел? — Марьяна нетерпеливо царапнула поверхность стола.
— Он утверждает, что у отца Егора были все признаки острой лучевой болезни.
Петр Родионович наотрез отказался отпускать Свету в монастырь.
— Пока не установите, что было источником, никуда ты не выйдешь, — сказал он дочери. — Сейчас позвоню Михасю, пусть привезет нам дозиметр.
— Папа, но мне надо…
Старик стукнул кулаком по столу, получилось внушительно, несмотря на общую тщедушность его телосложения.
— Я согласен с Петром Родионовичем, сиди дома, — поддержал его Николай. — Кстати, источником радиоактивности мог быть гранит. У него свое естественное фоновое излучение, а если есть примеси, то оно может быть выше обычного.
Старик недоверчиво покосился на него, из чего Марьяна окончательно убедилась, что он выбор дочери не одобряет, Николай ему не нравился.
— Не волнуйтесь, — успокоила всех Марьяна. — Я вызову специалиста, он произведет замеры, и мы установим источник. А на счет гранита… Балуев же владеет гранитным карьером?
Света кивнула.
— Леша, возвращайся в дом Балуев и попытайся узнать, не было ли каких инцидентов на производстве, связанных с добычей гранита… Вдруг какой-то несчастный случай, кто-то из работников мог затаить злобу… Так себе версия, но лучше проверить. А я загляну к патологоанатому, а потом отправлюсь в монастырь и… — она взглянула на часы на запястье. — И позвоню Каренину, ему уже наверняка сделали операцию, хватит ему на койке прохлаждаться. Все за работу!.. А! Света, вы даже сидя дома, можете сделать полезное дело. Будете на телефоне, если вдруг позвонит Устин Эдуардович… или вдруг надумает сюда заявиться, пошлите его… нет, в дом Балуева не надо… Короче, выпроводите его, пожалуйста, что-нибудь придумайте, а то будет под ногами путаться.
— Марьяна, вам не кажется, что от вас слишком много неудобств?
— Две.
— Что две?
— Две тысячи в сутки. Или нет, давайте три, и вы еще распечатаете для меня материалы и развесите на холодильнике. А если места не хватит, то можете занять шкафчики, — милостиво разрешила Марьяна.
По лицу Светы было видно все, что она думает о таком самоуправстве, но в деньгах эта семья явно нуждалась, поэтому девушка смолчала, только кивнула и пробормотала:
— Ну да… чувствуйте себя как дома и ни в чем себе не отказывайте…
Хайфа
Каренин чувствовал себя странно. Он помнил операцию, был в сознании, когда ее делали, доктор и его ассистенты постоянно разговаривали с ним и давали задания, чтобы не задеть жизненно важные участки мозга. Но потом… потом ему дали снотворное, а сейчас… Он словно плавал в каком-то горячем киселе, в котором низ перемешался с верхом. И запахи… Запахи были чужими, резкими, острыми, от которых щипало в носу и спирало дыхание. Ему кто-то что-то говорил, но он не понимал ни слова. Его охватил ужас от того, что он потерял какую-то важную часть себя. Каренин попробовал пошевелить пальцами — получилось. Это немного его успокоило. По крайней мере, его не парализовало.
— Как он?
Тихий шепот вторгся в пространство и оглушил его. Каренин узнал голос. Ирина! Его жена! Он втянул воздух, и слабая улыбка появилась у него на лице. Знакомый запах… Прохладная чарующая горечь. Но было что-то еще… Что-то тревожащее.
— Ира? — он выговорил ее имя, и это было маленькой победой.
— Тише, тише… Все хорошо.
Он почувствовал ее прохладную ладонь на своем запястье, но знал, что его жена чем-то расстроена. Он знал ее так хорошо, что мельчайшие изменения в запахе или голосе воспринимались красноречивей любых слов. Каренин снова услышал чужую речь и наконец сообразил, что не понимает, потому что говорят не по-русски. Это его немного успокоило.
— Доктор говорит, что ты в порядке, проспал целые сутки, но тебе надо еще отдыхать, — перевела Ирина. — А повязку снимут завтра, когда освободится профессор Левиц.
— Что случилось? — спросил он заплетающимся языком.
Она чем-то расстроена, значит, что-то случилось.
— Ничего, — он понял, что она улыбается ему через силу. — Все хорошо, спи.
— Я не хочу спать, — он сжал пальцами ее руку, такую родную и теплую.
— Все хорошо, я тебя люблю… — сказала она дрожащим голосом и поцеловала его запястье. — Отдыхай.
Ирина вышла из палаты, сдерживая слезы облегчения. Ей до сих пор не верилось, что все прошло благополучно. Эту неделю она жила в страшном напряжении, и сейчас все позади. Вернется зрение или нет — не важно, потому что самая главная опасность устранена. Осколок удалили, Каренин узнал ее, говорил с ней — и это главное. Все у них будет хорошо.