КУКЛА
Глава 1.
Иногда Артуру кажется: он, как цветная глянцевая мозаика, собран из модных марок. Он любит вещи невероятно сильно.
Он любит перекатывать на языке названия брендов, любит гладить своими тонкими длинными пальцами ткань – нежно, как кожу любимой женщины, любит даже нюхать шерсть или шелк или хлопок. Любит рассматривать на свету разного времени дня – в утреннем свете, в дневном и вечернем – оттенки своих бесчисленных одежек. Строгие сорочки в тончайшую голубую полосочку и игривые хипстерские цикламеново-розовые рубашки с перламутровыми пуговицами и длинными белыми манжетами, кургузые бархатные пиджачки и выпендрежные носки цвета спелого баклажана и бургундского вина, дорогущие футболки с неприличными принтами, длинное приталенное двубортное пальто темно-синего цвета от Belstaff и короткое черное с кожаным воротником от The Kooples, костюмы от Spencer Hart, шарфы, перчатки, бумажки и умопомрачительный кожаный походный саквояж от Paul Smith, шелковые галстуки от Аlexander McQueen и, чтобы уж окончательно добить случайного наблюдателя, солнечные очки Ray-Ban Aviator, вещь из разряда вечных ценностей.
Артур любит не только шмотки. Он, как одержимый, коллекционирует белоснежную фарфоровую посуду, особенно налегая на сливочники – в его небольшой кухне их уже 56, и кофейные чашки – чем крошечнее, чем лучше. Большинство из них малофункциональны, зато как смотрятся в голубоватых предрассветных сумерках или в закатном розовом зареве – загляденье.
Артур любит вещи, поскольку только они в его жизни реальны. За них можно зацепиться, на них можно сосредоточиться и на миг ощутить себя нормальным. Собрать себя в мозаику из снежно-белого тонкого фарфора, синей шерсти, желтого шелка, гладкой сияющей кожи модных туфель. Вещи – его спасительные крючки, поскольку их можно найти везде, и если ты будешь пользоваться вещами определенного качества, сможешь отождествлять себя с ними.
Благодаря вещам Артур определяет себя как дорогого парня. Как высокого профессионала, который не будет работать за гроши и абы с кем попало. Как разборчивого мужчину, если дело касается женщин – такого разборчивого, что секса у него не было уже года три. И работа у такого человека должна быть обязательно прибыльной, но творческой и увлекающей. Она такая и есть, разумеется.
Артур Каллахан – этнограф при Академии надписей и изящной словесности. Вообще-то, родился он в Штатах, в Нью-Йорке, там же получил основное образование, но потом судьба занесла его в Париж, и он здесь серьезно задержался. Теперь половину года он проводит во французской столице, а вторую половину – в поездках по миру, собирая легенды неевропейских народов.
Артур специализируется на Африке – кто бы мог подумать! Артур и Африка – по всему, казалось бы, вещи несовместимые, поскольку Артур холоден, как лед, и Африка понятна ему относительно. Вернее, совсем непонятна. Ни уму, ни тем более его мерзлому, стылому сердцу.
Артур закрывает пресловутый умопомрачительный саквояж и повязывает на шею голубой длинный шарф. Артур садится в такси и отправляется в аэропорт Шарль де Голль. Через энное время он будет в Момбасе, и на него обрушится совсем другой мир.
Артур потирает озябшие пальцы и с легкой тоской смотрит в запотевшее от дождя окно.
Скоро он будет в Момбасе.
***
Момбаса слишком пестрая для Артура. Толком ничего не вычленить, не понять – то ли скрытая угроза, то ли скрытая возможность. Артур любит быть во всем уверен.
Он совершенно определенно думает, что во всем в своей жизни уверен.
И неважно, что он занимается столь странным делом, уводящим в дебри не просто чужого, но чужеземного, чужеродного, чужевидного разума. Профессия заставляет его слушать сказки, по сути, совершенно инопланетных существ – таких, как шаманы племени масаи, например. Это как пытаться расшифровать зов сказочного единорога.
Он знает, конечно, что тут есть для него определенный риск, но убежден, что сможет его контролировать.
В конце концов, это такая же научная, исследовательская, методичная, планомерная работа, как любая другая, разве что сам материал слегка необычен.
Момбаса, в общем, очень цивилизованный город для мест, которые считаются прародиной человечества. Здесь есть офисы мировых компаний, в том числе высокотехнологичных. Здесь огромные парки развлечений, христианские соборы, мечети и даже индуистские храмы. Здесь чистейшие белоснежные пляжи, окруженные высокими пальмами, мангровыми и сандаловыми деревьями, красивейшие коралловые рифы. Старая гавань соединяет город с северным побережьем, где в сумерках сверкают горками алмазов и рубинов сотни ночных клубов, дискотек и ресторанов на любой вкус, а дальше маячит архипелаг Ламу с одноименным старинным арабским городом. На юге – лучшие отели Кении, ведь это самый популярный курорт страны. Пляжи здесь словно насыпаны из свежего снега и кажутся владениями экзотического Санта Клауса.
Только вот у Артура Момбаса ассоциируется исключительно со Старым городом, а здесь все не так, как на морском побережье. В Старом городе он встречается с одним профессором, который уже в течение трех лет помогает ему собирать и формировать безбрежный материал по фольклору племен масаи.
Сейчас эта громадная работа почти закончена, Артур встречается с этим стареньким мулатом-полиглотом для окончательной шлифовки, чтобы уточнить и разобрать с ним некоторые уж совсем тонкие, витиеватые подробности. Да и с этим человеком, похожим на седого Мартина Лютера Кинга с белой бородкой, ему просто приятно общаться, он никогда не упускает возможности его навестить. Они друзья, насколько Артур вообще может быть кому-то другом.
Патрис Люмье живет на тихой улочке, затерявшейся среди двух десятков старейших мечетей, поэтому в их разговор волчьим воем прорывается зов муэдзина. Артуру хорошо вот так вот сидеть на веранде, вдыхать жаркий, но уже чуть остывающий вечерний воздух, намазывать масло со специями на белую хрустящую булку, жевать вкуснейшие апельсиновые цукаты, лакомиться арабскими и индийскими сладостями: в Момбасе этого добра навалом. Патрис гостеприимен не по-французски, он встречает Артура не только ужином, но также старым (и ужасно дорогим, подозревает Каллахан) вином, которое гордо выносит к столу в темной, покрытой копотью времени бутыли безо всяких этикеток.
Они с наслаждением обсуждают коварного, двуличного что в прямом, что в переносном смысле масайского бога Энгана и недавнюю смерть знакомого обоим лабона Зари – очень старого и очень могущественного шамана, который умел вызывать дождь в считанные минуты даже в самую страшную засуху. Говорят, что шамана задрал леопард, но большинство из масаи утверждают, что старый Зари просто перебросил свою душу в зверя и ушел в ночь. Тела ведь так и не нашли, только характерный рык слышали у хижины Зари сразу после заката.
– Артур, чем вы намерены заниматься после этой работы? – любезно интересуется Патрис, и Артур знает, что ему действительно интересно.
Он не может сдержать торжествующей улыбки и держит театральную паузу, не торопясь смакуя вино.
– Через несколько дней я лечу в Бенин. Там наклюнулось небольшое дело.
– Бениииин? – тянет Люмье, и видно, что он впечатлен. – Неужели это то, о чем я думаю?
– Именно оно, Патрис, – кивает Артур.
– Не страшно? Мне было бы страшновато касаться этой темы теперь, когда я кое-что знаю, – говорит Патрис, но Артур улыбается еще шире.
– Нет. Пока – нет. Может быть, позже мне и будет страшно, но сейчас – ни малейшей боязни… Сейчас мне еще нечего рассказать вам, но я обязательно позвоню, как будут новости.
– Обязательно! – лукаво грозит пальцем Люмье, и солнце – огромное, красное, закатное, пылкое – засовывает свои широкие языки прямо в глубину маленькой веранды и лижет лица собеседников, окрашивая щеки румянцем, какого у Артура отродясь не наблюдалось.
Хотя, подозревает Артур, это не только солнце, это еще и вино. Вино. Он никогда такого, кажется, еще не пробовал, даже в самых именитых ресторанах Парижа и Лондона.